Зачем цветет лори
Шрифт:
Раяна упрямо смотрела на его спину.
— Инта останется возле столба до утра, — не поворачивая головы, сказал он, — а завтра Йен продолжит.
— Но…
— Оникс. Пошла вон.
Она развернулась и ушла. Смены настроения аида порой были такими резкими, что раяна терялась, не понимая, что из его эмоций настоящее, а что лишь маска. Впрочем, она и не стремилась понять его.
Через час Лавьер сидел в пустой комнате, на полу, скрестив ноги и сложив кончики пальцев. Он сосредоточился, выбрасывая из головы все мысли, безжалостно давя эмоции и отсекая чувства. Усмиряя бурю своего сознания.
Через полчаса концентрации в голове стало пусто. Он открыл глаза, спокойно разрезал запястья и опустил руки.
— Ом. Хана отава. Саматхи. Сурах. Ом…
Он вполголоса проговаривал слова, медленно погружаясь в транс. С каждым толчком сердца, с каждым вздохом и током крови, аид все глубже впадал в то состояние, которого мог добиться только сильный маг. Такой транс делал Лавьера совершенно невосприимчивым к окружающему миру, поэтому прежде чем войти в него, он поставил у дверей стражей и несколько раз запечатал комнату силой. Но главная опасность заключалась в том, что маг переставал чувствовать свое тело, и мог просто истечь кровью, если не выйдет из транса вовремя.
Но этот способ хоть и был сложным и опасным, позволял аиду решать многие вопросы.
Его сознание, освобожденное от оков тела, перемещалось по империи со скоростью солнечного луча, легко находя нужных людей и проникая туда, куда аид хотел попасть.
Вот знакомая круглая комната в башне цитадели. Хранитель сидит за столом и быстро что-то пишет на желтом пергаменте. Вскидывает голову, ощутив его присутствие, и тут же склоняет ее в поклоне.
— Рад приветствовать, верховный.
— Ты нашел тех, о ком я говорил, Анхариус?
— Оборотни, меняющие личину… Да, верховный. Я покажу.
Хранитель закрывает глаза, сосредотачиваясь на образах. Аид смотрел то, что показывал хранитель, запоминал. Не внешность, оборотни могли ее изменить, запоминал кровь, которую теперь мог узнать в любом обличии. Но пока ни в одном не почувствовал того, кого искал.
Два десятка человек, совсем немного.
— Это все?
— Все, кто вышел из цитадели, верховный, — вежливо уточняет хранитель, — но тот, кого вы ищите, возможно, не был ее учеником. Вы знаете, о ком я.
— Я понял. Всех, кого ты показал, отозвать в цитадель, немедленно. И еще… Найди мне все, что написано о раянах. И о проклятии Владыки.
Если бы аид смотрел хранителю в лицо, то не заметил бы на его лице ни одной эмоции. Но он общался с его сознанием и уловил удивление, которого не смог скрыть маг, бывший когда-то его наставником. Но это удивление длилось лишь мгновение.
— Как скоро?
— Три дня.
— Выполню. Снова вызов по крови?
— Нет. Приеду.
Снова короткий кивок. В трансе время приравнивается к жизни, слишком дорого, чтобы тратить на слова.
Сознание снова летит золотым лучом сквозь пространство. Лавьер вызвал в памяти образ Гахара, и снова его откинуло в заброшенный дом, на краю какого-то поселения. Гнилые доски, провалы окон, пустота и пыль. На щит не похоже, слишком сложная иллюзия, значит… Лавьер заглянул под доски. Глазами, может, и не увидел бы, а сознание распознало останки тела. Его настоящий страж давно уже был мертв.
Злиться в трансе нельзя, любое чувство заставляет терять контроль, а кровь бежать быстрее.
Надо возвращаться.
Снова полет сквозь пространство. Аид открыл глаза и быстро закрыл порезы, чувствуя внутри противную слабость. Он оперся ладонью об пол, подышал, прогоняя черные круги, что мелькали перед глазами, шатаясь, поднялся. Добрел до двери, снял охранные знаки, распечатал комнату. И снова сел на пол.
— Анакин, — позвал он.
Целитель вбежал, подобрал полы своего белого одеяния, чтобы не испачкаться в следах крови. Присел, сжал запястья Лавьера, и аид закрыл глаза, впитывая в себя чужую силу.
— Тихо- тихо, — забормотал Анакин, — так ты меня досуха выпьешь…
— Вряд ли, — усмехнулся Лавьер и открыл глаза, — в тебе силы целое море, целитель.
Анакин улыбнулся.
— Как ты?
— Уже лучше.
Аид легко поднялся, подал руку старику. Целитель помялся, поглядывая на Лавьера из-под кустистых бровей.
— Ран… Отпусти девчонку. Хватит уже с нее… — сказал Анакин и опешил от злости, с которой аид посмотрел на него. Лавьер редко позволял кому-то увидеть свои эмоции.
— Отпусти, позволь ее залечить, не надо ей там до утра… У столба-то…
Анакин бормотал, не понимания, почему яростная злость вдруг обернулась равнодушием, словно шторм в одно мгновение сменился полным штилем.
— Нет, — коротко ответил Лавьер, улыбнулся, — с меня ужин, целитель.
И ушел. И только через какое-то время Анакин осознал, что Ран неправильно понял его слова, подумал, что целитель просит отпустить другую девушку… Не Инту. Раяну.
Анакин знал Рана с рождения и искренне любил, как сына, которого у него никогда не было. Но и он не мог сказать, что понимает Лавьера. Или, что не боится его.
Целитель покачал головой и с сожалением посмотрел на белый подол, который он все-таки испачкал.