Зачем цветет лори
Шрифт:
А потом он прижал Оникс к себе, почти раздавливая, и она стала извиваться, пытаясь вырваться, сомкнула зубы на его губе, раздирая в кровь. Он оторвался от нее и рассмеялся.
— Укуси еще раз, — сказал аид и всунул язык ей в рот, жадно, оттягивая ей голову за волосы. Лавьер зарычал, но к огорчению девушки, в этом звуке не было боли, только наслаждение. Она вывернулась, каким-то невероятным усилием выдралась из его захвата, выскочила в коридор и побежала к лестнице, задыхаясь от подступающей к горлу паники.
Аид шел за
Он шел, чувствуя, как горит в нем азарт хищника, преследующего свою добычу, не сомневаясь, что догонит, найдет и разорвет.
Оникс бежала, не разбирая дороги, гонимая лишь одним желанием: спрятаться, убежать, исчезнуть! Раствориться в этих галереях и переходах, пропасть в сумраке замка, чтобы он никогда не нашел ее. Она замерла на миг, испуганно обернулась, но никого не увидела. И бросилась наверх, на узкую лестницу, которая вела в башню. Юбка красивого синего платья, что сшили для нее мастерицы, мешала, путалась между ног, и девушка подобрала ее, сжала руками.
Она выбежала на открытую площадку возле башни, не замечая льющегося сверху дождя. И остановилась у каменной балюстрады, обернулась.
Аид вышел из тени, шагнул к ней, и Оникс не думая, вскочила на каменный бордюр.
— Не подходи, — сказала она, расширившимися глазами глядя на его полуобнаженное тело, на клинок в руке. Он опустил глаза, проследив за ее взглядом. Лавьер вообще забыл, что все еще сжимает нож. Кинул его на камень и клинок тихо звякнул.
Оникс быстро посмотрела назад, туда, где билось о скалы море. С этой стороны скала была отвесной, и башня возвышалась прямо над черной водой. Сделала маленький шажок, чуть пошатнувшись на скользком камне.
— Не подходи. Прыгну, — тихо сказала она.
Она даже не поняла, как он так быстро оказался рядом, только вскрикнула, когда Лавьер сдернул ее с балюстрады и прижал к себе. Оникс забилась, пытаясь вырваться.
— Не хочу… Не могу тебя видеть… Ненавижу… Отпусти, — задыхалась она, чувствуя как смешиваются слезы с дождем.
— Кричи, Оникс, кричи, — нежно прошептал он, прижался теплыми губами к ее виску, — кричи громче, это меня так возбуждает… А если ты еще раз пригрозишь мне что-нибудь с собой сделать, я вырежу всех в этом замке. Беатрис, с которой ты так мило беседуешь по утрам. Конюха, которому таскаешь сладкие булки. Мальчишку, что помог тебе подняться у ворот. Прислужниц, что накрывают тебе стол. Мастериц. Всех. И даже того толстого щенка, которого ты кормишь молоком и приходишь тайком гладить. Всех, Оникс. И заставлю тебя смотреть. И ты будешь смотреть и знать, что виновата в их смерти…
Оникс замерла, почти не дыша, не в силах поверить в то, что он говорит. Он что, следил за ней? И в то же время,
— Ты больной, — прошептала она, — ты просто безумец…
Лавьер сжал ей плечи, посмотрел в глаза, и девушка застыла от ярости и желания, что бушевала в его глазах.
— Да, я совершенно больной и безумный, Оникс. И запомни: твоя жизнь принадлежит мне, и только я буду решать, когда тебе умереть.
Оникс вздохнула, потом ударила его сапогом по голени и отскочила. Бросилась туда, где лежал клинок, скользя на мокром камне, схватила сталь, развернулась. Он уже был за спиной, усмехался, и девушка ударила, не раздумывая, изо всех сил, целясь в сердце, да хоть куда-нибудь! Никогда и никому она так не желала смерти. Но там где только что стоял мужчина, ее рука прошла сквозь пустоту и она потеряла равновесие, упала на колени. Снова вскочила. И снова бросилась на него, замахиваясь, желая не ранить, а убить, прирезать, как бешеную собаку. И снова — мимо. Лавьер усмехался и уходил от ее атак, вообще без усилий, играл с ней, забавлялся. Со скоростью его реакций и движений, усиленной даром и бесконечными тренировками, попытки раяны убить аида были смешны.
Но это было забавно и заводило его еще сильнее. Он любил борьбу, и ярость девушки нравилась Лавьеру гораздо больше ее равнодушия.
Аид с наслаждением вдохнул аромат цветка, смешанный с запахами дождя и моря, поймал Оникс, вывернул ей руки, заставляя выпустить нож, отбросил его ногой.
— Хватит, — сказал он.
И опустил голову, прикоснулся губами к ее шее, заскользил вниз, одновременно поднимая ее юбку, трогая бедра. Юбки мешали, их было слишком много, и он дернул подол, безжалостно раздирая новое платье. Закинул ее ногу себе на пояс, прижал к стене башни.
Девушка откинула голову, ловя губами холодные капли, всматриваясь в далекое небо, на котором даже звезд не было. Одна сплошная кромешная тьма. Тьма вверху, тьма внизу, тьма в его глазах. Она попала в водоворот темноты, из которого не выбраться, не спастись. Оникс не знала, как бороться с ним. В ней бушевала ярость, ненависть, и понимание, что она снова проиграла, что этот противник ей не по зубам.
Он дернул шнуровку, освобождая ее от корсажа, потянул ткань вниз. Дождь капал Оникс на грудь, соски сжались от холода, и аид с жадностью втянул один в рот, второй накрывая ладонью. Дождь был холодным, а его тело таким горячим… Губы жадными, а руки нежными. Он целовал ее, заставляя выгнуться сильнее, опустил вторую руку, и пальцы аида двигались по ее коже, лаская.
И ее ярость странным образом переплелась с возбуждением.
Потом он повернул раяну спиной к себе, так, что Оникс нагнулась над балюстрадой, расширившимися глазами глядя, как бьется в темной пропасти море. Толкнет, и она полетит в эту бездну. Ее тело дрожало под его пальцами, дыхание учащалось, и когда Лавьер прикусил ей кожу на спине, на холке, Оникс выгнулась от внезапного удовольствия. Он наклонил ее еще сильнее, так, что она просто зависла над пропастью.