Зачем цветет лори
Шрифт:
— Смотри, — сказал он, не прекращая своих ласк, — ты ведь хотела туда прыгнуть? Эта вода ледяная, а под водой камни, такие острые, что могут разрезать твое тонкое тело, раяна. Неужели смерть лучше… этого, Оникс?
Он раздвинул ладонь, оставив указательный палец на ее чувствительной точке, и медленно вошел большим, лаская ее и внутри. Девушка непроизвольно выгнулась.
— Нравиться? — тихо рассмеялся он.
— Это… ничего не меняет, — выдохнула она, чувствуя, как нарастает внутри наслаждение
Он перевернулся вместе с ней, сел на ограждение, там, где балюстрада смыкалась со стеной башни, оперся спиной. Ласкал, глядя ей в глаза, не позволяя отвернуться.
— Боль и удовольствие стоят рядом, Оникс, — хрипло сказал Лавьер, — а ненависть легко перерастает в страсть, а потом в любовь… Просто ты еще этого не знаешь. Видишь, ты так ненавидишь меня, но все равно хочешь…
Ей хотелось презрительно рассмеяться на его слова, но она не стала. Потому что, глаза Оникс говорили «нет», а тело дрожало, желая большего.
Аид мучительно медленно вошел в нее, оттягивая этот момент безумного удовольствия, и не сдержавшись, застонал, откидывая голову, ловя разгоряченными губами капли дождя. Потом прижал ее крепче, задвигался, и Оникс уперлась руками в его плечи, потому что сейчас он был единственной опорой в этом мире темноты. Он снова целовал ее, входил языком ей в рот, в такт своим движениям внизу, посасывал, чуть прикусывал губы, и Оникс уже не понимала, что с ней твориться. Но от его горячего тела, от холодного дождя, от черной воды, что билась внизу, от движений внутри нее, горячая и сладкая волна нарастала внизу живота, смывая напрочь остатки разума. От злости, от ненависти, что так тесно сплелись с желанием, она снова вцепилась зубами в его губу, желая сделать больно теперь уже за наслаждение, прокусывая до крови, и тут же внутри что-то взорвалось, она зажмурилась, и Лавьер задвигался быстрее, уже просто насаживая девушку на себя и оскаливаясь от собственного экстаза. Яркого, острого почти до боли наслаждения, такого, что взрывалось не только в теле, но и в сознании, так мощно, что по сравнению с этим любая забава аида казалась унылой и скучной.
Архар, как же с ней хорошо… Просто немыслимо хорошо. Он прижимал к себе раяну, глядя на острые скалы, на бушующее море, поглаживая ей спину и даже пальцами ощущая цветок.
Аид поднял голову, встретился взглядом с Оникс. Дождь усилился, и они оба были насквозь мокрыми и оба дрожали от пережитого удовольствия. Он поднял руку, провел пальцем, стирая свою кровь с ее губ.
— Надеюсь, ты выспалась, Оникс, — сказал он, — потому что спать ты сегодня вряд ли будешь.
Оникс отвернулась, посмотрела на скалы.
Она не могла отрицать, что реагирует на его ласки, он мог быть весьма убедительным, если хотел этого. Мог сделать больно, мог подарить наслаждение. Она ненавидела его и за то и за другое. Оникс улыбнулась краешком губ.
Раян называли ядовитыми змеями еще и за то, что они никогда нечего не забывали и не прощали.
… — Тебе понравилась сказка, Оникс? — спрашивает ее Катран.
Они
— Что, не понравилась? — лукаво спрашивает старик, — почему? Это ведь сказка о прекрасной принцессе! Все девочки хотят стать принцессами, а ты?
— Я — нет, — дернула плечом девочка.
— Нет? — блеклые глаза старика хитро прищуриваются, — хм… и кем же тогда ты хочешь стать?
Оникс водит палкой и хмуриться. Сказка ей понравилась, но вот принцесса показалась глупой, она только и делала, что сидела в пещере, пока принц сражался с драконом. Еще и ревела при этом.
— Я… Я хотела бы быть… драконом! — выпалила девочка, не глядя на Катрана. Потом не удержалась, бросила быстрый взгляд, опасаясь, что он хохочет за ее спиной. Но старик все так же сосредоточенно вырезал свистульку, и если и прятал в бороду улыбку, то она была доброй.
— Хм… необычное желание для красивой девочки. И почему же ты хочешь быть драконом, Оникс?
— Потому что дракон сильный! Большой, смелый, умеет летать и плеваться огнем! Дракон свободный и может лететь куда захочет! А сказка неправильная, было бы куда лучше, если бы дракон сожрал этого простофилю принца! А потом и принцессу, чтобы не ныла! И улетел куда-нибудь в теплые страны…
Катран не выдержал и все-таки расхохотался.
— Ну и ну, — сквозь смех сказал он, — да уж, ты особенная девочка, Оникс… И если сильно захочешь, сможешь стать кем угодно…
— Даже драконом? — с надеждой спросила Оникс, уже не обижаясь на его смех.
Катран вдруг замолчал, и его улыбка стала чуть грустной.
— Драконом вряд ли, милая, но возможно, ты сможешь стать свободной… Если выберешь свободу…
— Катран, я не понимаю, когда ты начинаешь так говорить!
Оникс вскочила и запрыгала на одной ноге. Она устала сидеть на одном месте и хотела побегать, а старик сидел на стволе, опустив голову, и даже уронив из рук свистульку. Иногда на него словно находило что-то, и Катран застывал, а потом смотрел на Оникс с непонятной грустью в выбеленных временем глазах. Девочка не любила, когда ее друг становился таким, и она тормошила его, дергала за клокастую седую бороду, дула в ухо.
— Катран! Давай в догонялки! — закричала она и сорвалась с места, понеслась к озеру.
— Где ж мне за тобой угнаться, попрыгунья, — проворчал старик, подобрал свистульку, и поднявшись, не спеша пошел следом…
Оникс проснулась, но глаз не открыла, все еще прибывая в своем детстве, что так ярко ей приснилось сегодня. Надо же, а она совсем забыла тот день.
Теплый язык прошелся по ее щекам и ресницам, слизывая непрошенные слезы.