Загадочная смерть [Strong Poison] (перевод Е.И. Саломатиной)

Сэйерс Дороти Л.

— Бог мой! — воскликнул юрист. — Кажется, его нет... О, конечно, как я мог забыть! Прошу извинить меня, но он в моем сейфе дома. Я взял его для справки в июне, когда впервые возникла тревога из-за болезни миссис Рейберн, и в суматохе после смерти кузена совершенно забыл принести его обратно. Как бы то ни было, суть этого документа...

— Не беспокойтесь, — сказал Уимзи, — нет никакой необходимости спешить. Если я загляну к вам завтра утром, может быть, я смогу увидеть черновик?

— Конечно, если вы считаете это необходимым. Еще раз прошу прощения. Могу ли я тем временем быть вам чем-либо полезен?

Уимзи задал несколько вопросов в направлении, уже разведанном Бантером, и ушел. Мисс Мерчисон снова сидела за машинкой. Она не посмотрела на него.

— Очень любопытно, — размышлял

Уимзи, быстрым шагом идя по Белфорд-роу. — Все так стараются помочь. Они с радостью отвечают на вопросы, задавать которые ты не имеешь никакого права, и бросаются в объяснения там, где в этом нет никакой необходимости. Такое впечатление, что всем нечего скрывать. Это просто удивительно. Возможно, парень действительно совершил самоубийство. Надеюсь, что да. Хотелось бы мне расспросить его. И черт его побери, но я закончу это дело! У меня уже есть около пятнадцати анализов его характера — совершенно разных... Это не по-джентльменски — совершить самоубийство и даже не оставить записки с уведомлением, что это сделал ты. А потом у людей возникает куча проблем. Прежде чем я прострелю себе голову...

Он остановился.

— Надеюсь, я не захочу этого, — сказал он. — Надеюсь, у меня не будет такой необходимости. Маме бы это не понравилось, и столько беспорядка и грязи. Но мне начинает не нравится эта работа — посылать людей на виселицу. Это так ужасно для их друзей... Не буду думать о виселице... Это нервирует.

Глава 11

Уимзи явился в дом мистера Эркварта в девять часов на следующее утро, когда хозяин еще не завтракал.

— Я подумал, что смог бы застать вас дома до того, как вы уйдете в офис, — извиняясь, сказал его светлость. — Большое спасибо, я уже перекусил. Нет, правда, спасибо, я никогда не пью до одиннадцати часов. Вредно для здоровья.

— Я нашел для вас черновик, — любезно сказал мистер Эркварт. — Вы можете просмотреть его, пока я буду пить кофе, если не возражаете. Там немного обнажаются семейные тайны, но все это уже давняя история.

Он взял лист с машинописным текстом с приставного столика и протянул его Уимзи, который механически отметил, что текст был напечатан на машинке типа «Вудсток», причем у буквы «р» нижнего регистра был как бы укорочен хвостик, а заглавная «А» выбивалась из строки.

— Я, пожалуй, немного разъясню семейные связи между Бойзами и Эрквартами, чтобы вы поняли смысл завещания, — продолжал Эркварт, возвращаясь к столу. — Нашим общим предком был старый Джон Хаббард, очень респектабельный банкир начала прошлого века. Он жил в Ноттингеме, и банк, как обычно в то время, был частным предприятием. У него было три дочери: Джейн, Мэри и Розанна. Он дал им хорошее образование, и они должны были стать его наследницами, но старик допустил ряд ошибок, неразумно спекулировал, дал слишком большую свободу клиентам — старая история. Банк лопнул, и дочери остались без единого пенни. Старшая, Джейн, вышла замуж за школьного учителя по имени Генри Браун, очень бедного и до безобразия высокоморального. У них была единственная дочь, Джулия, которая со временем вышла замуж за викария, преподобного Артура Бойза, и стала матерью Филипа. Вторая дочь, Мэри, финансово была обеспечена гораздо лучше, хотя вышла замуж за человека более низкого положения. Она приняла предложение некоего Джозии Эркварта, торговца текстильной галантереей. Это было ударом для стариков, но Джозия был родом из весьма приличной семьи, да и сам был очень достойным человеком, и они решили, что это еще не так плохо. У Мэри был сын, Чарльз Эркварт, которому удалось преодолеть унизительную близость к торговле. Он поступил в юридическую контору, работал с успехом и в конце концов стал партнером в фирме. Он был моим отцом, а я — его последователь в юридическом бизнесе.

Третья дочь, Розанна, была сделана совсем из другого теста. Она была очень красива, замечательно пела, танцевала и вообще была исключительно привлекательной и испорченной молодой особой. К ужасу своих родителей, она сбежала из дома и поступила на сцену. Они вычеркнули ее имя из семейной Библии. Розанна, казалось, решила оправдать

их наихудшие ожидания и стала порочной любимицей модного Лондона. Под сценическим именем Креморна Гарден она шествовала от одного постыдного триумфа к другому. И, заметьте, при этом кое-что соображала и нисколько не была похожа на Нелл Квинн. Она не тратила денег понапрасну. Она принимала все — деньги, драгоценности, appartements meubles [11] , лошадей, экипажи, все — и превратила это в солидный кругленький капитал. Расплачивалась за все эти дары исключительно собой и была уверена, что этого вполне достаточно. Я полагаю, так оно и было: на это — и только на это — она была щедра. И дарители долго не переводились.

11

Меблированные апартаменты (фр.).

Я встретился с ней впервые, когда она была уже старой женщиной, но еще до того, как с ней случился удар, который ее сокрушил. Она все еще хранила остатки былой красоты, была очень проницательной и быстро все схватывала. У нее были такие крепкие маленькие ручки, узенькие и пухлые, которые ничего не выпускают. Вы, должно быть, знаете этот тип людей.

Старшая сестра Джейн — та, что вышла замуж за школьного учителя, — не хотела иметь ничего общего с этой белой вороной. Она и ее муж, в тогах своей добродетели, содрогались, когда видели бесстыдное имя Креморны Гарден на афишах у «Олимпика» и «Адельфи». Они возвращали ее письма нераспечатанными и закрыли для нее двери своего дома, а вершиной всего этого стала попытка Генри Брауна выгнать ее из церкви во время похорон его жены.

Мои бабушка и дедушка не были такими суровыми. Они не писали ей и не приглашали в гости, но иногда ходили на ее представления, послали ей приглашение на свадьбу своего сына и были, так сказать, отстраненно вежливыми. Поэтому Розанна поддерживала знакомство с моим отцом и в конце концов поручила ему свои дела. Он считал, что собственность есть собственность, каким бы путем она ни была приобретена, и если юрист откажется иметь дело с грязными деньгами, то ему придется указать на дверь половине своих клиентов.

Старая леди ничего не забыла и не простила. Одно упоминание Браунов-Бойзов вызывало у нее приступ ярости. Поэтому, когда она решила составить завещание, она вписала в него тот параграф, который сейчас лежит перед вами. Я говорил ей, что Филип Бойз не сделал ей ничего плохого, так же как и Артур Бойз, но старые раны все еще болели, и она не хотела слышать ни слова в защиту Филипа Бойза. Поэтому я составил завещание в соответствии с ее волей. Если бы не я, это сделал бы кто-нибудь другой, вы понимаете.

Уимзи кивнул и сосредоточился на завещании, на котором стояла дата восьмилетней давности. В нем Норман Эркварт назначался единственным душеприказчиком, и после перечисления некоторых сумм, завещанных слугам и театральным благотворительным организациям, было написано следующее:

«Всю оставшуюся часть моей собственности, где бы она ни находилась, я завещаю Норману Эркварту, юристу с Бедфорд-роу, с тем чтобы после его смерти она была поровну поделена между его законными наследниками, но если вышеназванный Норман Эркварт умрет, не оставив законных наследников, то данная собственность должна перейти к (дальше шли названия вышеупомянутых благотворительных организаций). Я решила так распорядиться своей собственностью в знак признательности за то отношение, которое выказывали мне в течение всей своей жизни мой внучатый племянник Норман Эркварт и его покойный отец Чарльз Эркварт, и чтобы быть уверенной в том, что никакая часть моей собственности не попадет в руки Филипа Бойза или его потомков. Чтобы выразить чувства, которые я испытывала из-за бесчеловечного отношения ко мне семьи вышеупомянутого Филипа Бойза, я обязываю Нормана Эркварта в качестве моего предсмертного желания, чтобы он никоим образом не одалживал и не передавал Филипу Бойзу никакой части дохода, извлеченного из вышеуказанной собственности в течение всей его жизни, а также не использовал вышеуказанный доход, чтобы тем или иным способом помогать Филипу Бойзу».