Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга
Шрифт:
5 июля 1944 г. Райх лежал в госпитале в Браунлаге (Гарц) и писал: «Мне так не хватает сейчас какого-нибудь ранения или заболевания, на лечение которого потребовались бы месяцы. К сожалению, ранение моё почти излечено и в ближайшие дни мне надо отсюда выметаться. Но, может, всё-таки дадут отпуск».
В одной из бесед с автором книги Райх сообщил, что солдаты приветствовали покушение на Гитлера и сожалели о неудаче. Он сам был бы готов поддержать новое правительство. Некоторые его товарищи тоже думали так133.
Большинство опрошенных нами134 высказались в аналогичном духе. Таким образом, можно прийти к выводу: господствующей являлась всеобщая пассивность. Однако многие поддержали бы новое правительство, если бы оно
В известном смысле типичными для реакции на покушение и для царившего настроения являются следующие высказывания.
19-летний в то время ефрейтор Отто Ляйзеринг (профессия — наборщик), лежавший в госпитале в Тулузе, пишет: «Покушение совпало по времени с открытием второго фронта англо-американцами. Мы находились тогда под впечатлением обоих событий. Знаю только, что боевые действия во Франции нас интересовали больше, поскольку непосредственно нас касались... Сам я не был ни нацистом, ни антифашистом; мною владела только одна-единственная мысль: спасти свою шкуру. Среди нас, солдат, уже узнавших на Восточном фронте боевой дух Советской Армии, общая атмосфера была такая: «с нас хватит по горло». Мне хотелось, чтобы война кончилась как можно скорее... Вероятно, я и многие мои тогдашние товарищи поддержали бы новое правительство, лишь бы оно кончило войну... Среди простых солдат к этому времени насчитывалось уже мало фанатичных сторонников Гитлера. Конечно, в других частях могло быть по-другому. Фронтовой опыт, на мой взгляд, здорово просвещал солдат».
20-летний в ту пору ефрейтор С. из маршевого батальона в Тёплиц-Шёнау (Чехия) сообщает, что в его части объявили тревогу, усилили караулы и забаррикадировали казарму. Он и его друзья приветствовали покушение и поддержали бы всякое ненацистское правительство. Их мыслью было: «Что сделают с нами чехи? Нам нужно оружие, а затем — двигай домой»135.
27-летний унтер-офицер Вальтер Л. (профессия — прецизионный механик) из III школы связи ВВС в Кокинге (Бавария) заявляет: «Никакого активного движения Сопротивления мы в вермахте не чувствовали. Мы не были ни возмущены, ни напуганы... О том, что есть люди, способные и желающие создать новое правительство, мы ничего не знали... Мы были знакомы друг с другом в этой части сравнительно короткое время. Говорить открыто я не мог ни с кем. Неприятно подействовало на нас введение гитлеровского приветствия».
Бывший обер-фельдфебель авиации Герхард Упатель из комендатуры аэродромного обслуживания около Осло сообщает: «На следующий день [после покушения] я встретился с одним приятелем, с которым несколько лет назад познакомился на авиабазе за Полярным кругом. В это время он служил в части службы связи ВВС, состоявшей почти из одних австрийцев; в ней очень чувствовались антигитлеровские настроения. Мы пожалели, что покушение не удалось. Мы даже сами испугались, когда сказали друг другу своё искреннее мнение — ведь это было небезопасно. Больше почти никто из нас о покушении не говорил. А если кто-нибудь выражал своё возмущение (мне вспоминается один такой случай), все остальные с ничего не выражающими лицами заводили речь о чём-нибудь другом. Введение так называемого «германского приветствия» мы восприняли как курьёз и отдавали его довольно небрежно. У меня перед глазами до сих пор стоит один старый майор запаса, который и через несколько дней всё ещё отдавал честь по-военному»136.
Имеются свидетельства и о решительно отрицательном отношении солдат к событиям 20 июля.
19-летний ефрейтор Ф. (учащийся), служивший в 49-й пехотной дивизии, занимавшей опорный пункт на побережье Ла-Манша, заявил, что отнёсся к покушению с отвращением и считал заговорщиков предателями. «Новое правительство получило бы поддержку только против воли населения. Будучи изолированными в опорном пункте на побережье канала, солдаты реагировали на покушение враждебно».
Аналогичным образом высказался и 23-летний фельдфебель, командир взвода транспортировки зенитных орудий М. (без профессии). Он тоже был против переворота, видел в покушавшихся на Гитлера изменников и «воспринял всё так, как ему бы преподнесли. Товарищи реагировали так
Явно выраженное одобрение покушения наблюдалось только там, где солдаты и гражданское население находились под влиянием антифашистов.
Бывший санитар Герман Кох из 744-й санитарной роты в Польше, являвшийся участником движения Сопротивления и членом КПГ, сообщает:
«Первой же моей мыслью было: значит, среди офицеров есть такие, кто не согласен с Гитлером. Нам сразу стало ясно: фашистская армия разбита. Я придерживался взгляда, что офицеры были намерены покончить с войной. Однако я знал и то, что этот заговор против Гитлера не имел массовой базы, иначе было бы больше слышно о нём да и о других акциях в самой Германии. С другими солдатами об этих проблемах говорить было нельзя.
В последующие дни мнения разделились. Более пожилые солдаты считали, что самое время положить конец этому свинству, а те, кто помоложе (они были из Баварии), всё-таки ещё хотели победного конца войны... В нашей роте гитлеровское приветствие прививалось очень медленно. Тайно продолжали отдавать честь по-солдатски. Теперь стало известно о многих казнях. Некоторые солдаты дезертировали, но на сторону противника не перебежали! По-моему, всё это было реакцией на покушение... Наш командир роты (врач) в своих высказываниях был очень осторожен. Он строго следил за тем, чтобы в том населённом пункте, где мы стояли, не было никаких эксцессов... Сам я был за покушение и поддержал бы такое новое правительство, которое закончило бы войну, ибо тем самым оно выступило бы против фашизма»137.
С другой стороны, там, где население, особенно молодёжь, испытывало на себе постоянное воздействие нацистов, царило почти единодушное отрицательное отношение к покушению. Это в особенности относилось к таким учреждениям, как национал-социалистские воспитательные заведения, курсы учителей, лагеря военной подготовки «Гитлерюгенд» и другие формы допризывной подготовки.
На Восточном фронте известие о покушении и попытке переворота привело к увеличению числа перебежчиков, о чём неоднократно сообщала газета «Фрайес Дойчланд». На участке фронтового уполномоченного НКСГ в районе Люблин — Демблин, например, за 3 дня перешли на сторону Советской Армии 32 группы немецких солдат и офицеров общей численностью 637 человек138. В качестве причины своего поступка многие перебежчики ссылались на то, что покушение показало им: даже высшие военные руководители считают войну проигранной, а Гитлера — преступником. Унтер-офицер 58-й пехотной дивизии Генрих Шербер выразил это так: «Покушение никого не удивило бы, если бы оно было совершено революционными кругами. Но то, что к террористическим средствам прибегли немецкие генералы, заставило нас призадуматься. Значит, военное положение Германии стало настолько безнадёжным, что даже преданные военные специалисты больше не видят иного выхода.
Не может же быть, чтобы все были неправы, а только один человек прав, даже если он фюрер»139.
Унтер-офицер 1067-го пехотного полка Пауль Келлер рассказал фронтовому уполномоченному НКСГ: «Мы занимали позицию на берегу Немана. 26 июля через громкоговорящие радиоустановки услышали с другого берега о покушении на Гитлера. Солдат Пфефферкорн невольно воскликнул: «Слава богу, наконец-то начинается! Как только от него избавятся, сразу войне конец!» Остальные солдаты согласились с ним. На рассвете стало известно, что русские форсируют реку. Мы могли бы отступить, но решили остаться на месте и перейти на сторону Национального комитета»140.
Таким образом, реакция на поступок Штауффенберга была весьма различной. Однако можно без всякого преувеличения констатировать, что положительный отклик трудящихся масс и простых солдат был относительно велик. Правда, тот факт, что за покушением стоял заговор, населением в целом не осознавался. Если бы в случае своей победы заговорщики приложили усилия к установлению мира, поддержка значительной массы народа была бы им наверняка обеспечена. Но массы не были подготовлены к перевороту, они оказались застигнутыми им врасплох и ввиду быстрого разгрома этой акции остались пассивны.