Заговор королевы
Шрифт:
— Я повинуюсь желанию вашего величества, — отвечал Росни, — но я не отвечаю за последствия.
— Тогда ступай! Ты заслужил это наказание своим неблагоразумием. Что за идея пришла тебе вести сюда старика Кретьена. Ты должен был бы стараться скрывать слабости своего короля, а не разглашать их.
— Впредь я буду более благоразумен, — отвечал Росни с легким оттенком иронии в голосе. — Доктора Флорана Кретьена я встретил случайно сегодня утром в консистории Сен-Жерменского предместья, и он сказал мне, что ему надобно передать вам что-то очень важное. Поэтому я и привел его сюда.
— Ты хорошо сделал, Росни, — сказал король, — однако я не могу избавить тебя от наказания. Слышишь? Мои товарищи зовут тебя, ступай к ним.
В это время студенты пели хором песню фанатиков, наполненную угрозами и проклятиями гугенотам. Генрих Наваррский закусил губы.
— Ступай, — сказал он, нахмурив брови. — Оставь меня с Кретьеном.
— Государь, ваш конвой у Монмартской заставы, и двое из моих людей с вашей лошадью стоят у дверей.
— Ну и пусть стоят, — отвечал сухо король. — Я не тронусь в путь раньше вечера.
— Почему же, ваше величество?
— Я хочу быть на турнире в Лувре.
— Но, государь…
— Можешь оставить при себе твои замечания, я хочу видеть турнир во что бы то ни стало. И не только видеть, но даже хочу переломить копье в честь моей супруги, хотя, надо признаться, что после отказа приехать ко мне она не заслуживает подобного внимания. Но оставим это, тут есть какой-то шотландец, который хвастает расположением к нему Маргариты. Ложь это или нет, но все-таки, по моему мнению, ему не следовало бы разглашать это. Поэтому я хочу сбить спесь с этого болтуна, тем более что он, говорят, опытный боец и, стало быть, достоин моего копья. Может случиться, что Маргарита, увидя своего фаворита побежденным, изменит решение и согласится ехать с нами. На всякий случай я буду на этом турнире под видом странствующего рыцаря. Ты достанешь мне подходящее вооружение.
— Ваше величество не совершит такого безумного поступка, — сказал суровым тоном Росни.
— Барон Росни! — вскричал гордо Генрих. — Мы удостоили тебя нашей дружбы, но есть границы, которых никто, даже ты, не должен переступать.
— Простите мне мою грубость, ваше величество, — отвечал Росни. — Но, даже рискуя лишиться вашего расположения, я должен стать между вами и опасностью, к которой вы так неблагоразумно стремитесь. От вашей безопасности, государь, зависит судьба королевства и чистой святой религии, которой вы защитник и опора. Подумайте о деле, за которое вы взялись, о ваших верных слугах, о всем протестантстве, глаза которого устремлены на вас. Подумайте об опасности, которой вы подвергаетесь, о неизбежных последствиях открытия вашего присутствия в Лувре, о долгом плене в стенах этого самого Лувра, из которого вы так недавно освободились. Подумайте обо всем этом и порицайте, если можете, усердие, заставляющее говорить так, как я говорю.
— Оставьте меня, — отвечал Генрих. — Я хочу переговорить с моим старым наставником. Вы сейчас узнаете о моем решении.
Росни поклонился и занял указанное ему королем место за столом студентов. Его прибытие приветствовали шумным смехом и многочисленными намеками на его гугенотские убеждения.
— Внимания, господа! — сказал Росни. — Вы убедили одного из моих солдат спеть вам песню и ответили на это одной из тех диких мелодий, которые ваша братия распевала под звуки набата в кровавую ночь Святого Варфоломея. Вы сегодня увидите мой ответ. Но прежде наполните до краев ваши стаканы и отвечайте на тост, который я вам предложу: "За падение антихриста, за уничтожение Лиги и за всеобщее восстановление истинной веры!" А! Вы отказываетесь? Клянусь Евангелием, я вонжу этот кинжал в горло тому, кто не ответит на мой тост.
С этими словами Росни вынул кинжал и окинул студентов гордым взглядом.
Мертвое молчание было ответом на его речь.
Веселье студентов мгновенно улетучилось. Каждый поглядывал на своих соседей, как бы ожидая, что они ответят на это оскорбление, но никто не осмелился произнести ни слова.
— Тост! — сказал Росни, хватая за горло студента д'Аркурской коллегии и принуждая его произнести ненавистные слова.
— Клянусь Святым Фомой! Ты не уйдешь, — вскричал Блунт, хватая сорбоннского студента.
— Никто не уйдет, — сказал Росни. — Отвечать на мой тост или - смерть!
Обнаружив бесплодность сопротивления, студенты покорились.
— Я еще не закончил с вами, — сказал тогда насмешливо Росни. — Я не оскорблю религии, которую я исповедую, заставляя вас принимать участие в пении ее святых псалмов. Но так как вы напомнили мне о печальной участи наших святых мучеников, то вы услышите, как был осужден свыше за это злодейское убийство этот вероломный и кровожадный государь, ваш покойный король Карл IX. Не трогайтесь с места и молчите, если хотите избежать смерти.
— Дайте мне ваш кинжал, шевалье, — сказал, вскакивая, Огильви, не будучи в состоянии сдерживать долее свой гнев. — Ручаюсь, что вас будут слушать с таким же вниманием как нашего благочестивого Кнокса.
— И так же добровольно, — сказал со злобным смехом бернардинец.
— Прими это в счет заслуженного тобой наказания, — сказал Огильви, давая студенту пощечину. — Первый из вас, который произнесет хотя бы одно слово, будет мертв, — прибавил он гордо, принимая кинжал из рук Росни.
Не обращая внимания на бешеные взгляды, которые бросали на него студенты, Росни запел сурово и торжественно балладу о Карле IX на Монфоконе.
Когда он закончил, между студентами поднялся глухой ропот, мало-помалу усилившийся и перешедший наконец в гневное ворчание.
— Клянусь адской дверью, через которую некогда входили неофиты в наши залы, — прошептал студент д'Аркурской коллегии, — я лучше соглашусь умереть в аугсбургском вероисповедании, чем слышать еще раз подобную песню.
— Молчать, если вам жизнь дорога! — вскричал Огильви с угрожающим жестом. — Клянусь памятью Фомы Крюце, убившего своей рукой множество еретиков, я смою нанесенное нам оскорбление кровью этого проклятого шотландца, — прошептал сорбоннский студент.
— Моя шпага тебе поможет, - отвечал тем же тоном студент д'Аркурской коллегии.
ГУГЕНОТ
Как только барон Росни отошел от Генриха Наваррского, к нему приблизился Флоран Кретьен и, взяв его руку, с жаром прижал к губам.
Когда король отнял руку, он увидел, что она была смочена слезами старика.
— Этого не должно быть, дорогой мой друг, — сказал он. — Слезы в ваших глазах для меня слишком сильный упрек, чтобы я мог их перенести спокойно. Лучше делайте мне самые суровые выговоры, но только не употребляйте этого оружия, против которого у меня нет кирасы. Что вы хотите от меня?