Заговор против маршалов. Книга 1
Шрифт:
Участник гражданской войны и член партии с девятнадцатого года, Владимир Петрович пятнадцать лет находился на дипломатической работе и не совсем ясно представлял себе масштабы происходивших в стране перемен.
Ночь на десятое февраля Тухачевский и Путна провели в дороге. В полуобморочное оцепенение сна — сказывалось напряжение предельно загруженных дней — бархатными толчками впутывались прослойки глухой тишины, когда внезапно смолкал перестук колес и скрипы идущего поезда.
Так бывало лишь на войне, где настороженный мозг смятенно отзывался на ночное безмолвие. Именно оно, всегда опасное, подозрительное не давало как следует выспаться. Не вой снарядов, не грохот разрывов, не треск пулеметов, а эта беспросветная глушь, от которой отвыкло ухо. Позабытое ощущение неожиданно возвратилось под чужим благополучным небом. Через столько лет. Почему?
Рано утром вагон погрузили на железнодорожный паром и вокруг никелированного вентилятора на потолке замелькали бледные отсветы. Михаил Николаевич раздвинул легкие шторки. За окном простиралась туманная гладь Ла-Манша.
Тухачевский постоял под душем, неторопливо взбивая мыльную пену в стаканчике, выбрил лицо, обрызгал порозовевшую кожу английским одеколоном. Гимнастика вернула ощущение бодрости. Он оделся, тщательно застегнув ремни, медленно выпил стакан пузырящейся минеральной воды и развернул плотную кипу газет, доставленных из Москвы с последней почтой.
Просматривая в обратном порядке чисел, отобрал самые свежие номера «Правды». Прежде всего хотелось узнать последние новости.
Двойной подвал Б. Резникова с крупным заголовком «Трофим Лысенко» не привлек внимания маршала. Проблемы мичуринской биологии, урожайность, селекция — все это, конечно, интересно, но как-нибудь в другой раз. Иное дело — успехи и нужды Осоавиахима.
Михаил Николаевич порадовался за Роберта Эйдемана, опубликовавшего большую статью «Оборона страны Советов — дело всего народа». Роберт Петрович очень верно и своевременно поставил вопросы: массовый парашютный спорт, мотоциклеты, химия. Жаль, не сказал, насколько скверно обстоит дело с противогазами.
На той же полосе было напечатано сообщение о встрече лорда Лондондерри с Гитлером. Бывший министр авиации давал немцам зеленый свет на размещение воинских частей в Рейнской области. И это несмотря на резко отрицательную позицию Идена!
Англичане, как обычно, двурушничают. И нашим, и вашим. Вот и писатель-историк Хайле-Беллок обивает пороги рейхсканцелярии. Ждет своей очереди...
А у немцев, между прочим, с противогазами полный порядок: и для людей, и для лошадей. Даже для служебных собак.
Развернув номер от пятого февраля, Тухачевский сразу наткнулся на крупно набранный заголовок: «Постановление ЦИК. Об амнистии осужденных по делу «Промпартии» Рамзина, Ларичева и др.»
Глаза с жадной торопливостью выхватывали отдельные строчки. Случилось небывалое: восстановлены во всех политических и гражданских правах!
Он сорвался с места и, откинув звякнувший клинкет, выскочил в коридор. Пробежав мимо салона, забарабанил в дверь Путны.
Витовт Казимирович встретил его в пижаме и шлепанцах.
— Разбудил?
— Доброе утро. Я уже час как не сплю,— Путна кивнул на постель, где переплетом вверх лежала раскрытая книга с английским заглавием.
— Взгляни-ка сюда,— Тухачевский сунул ему газету.— Как тебе нравится?
— Крепко,— не поднимая глаз, покачал головой Путна.— Хотелось бы знать, зачем это ему понадобилось.
— Нелегкий вопрос. Неужели все-таки и до него дошло, что так больше нельзя? Невозможно!.. Сама логика жизни требует. Страна только-только начала выбираться на твердую почву. Наращивает обороты промышленность, укрепляется оборона, растет международный авторитет...
— Ты себя хочешь уговорить или меня? Если меня, то не стоит... Сам по себе факт, безусловно, отрадный, но не в том смысле, как тебе хочется. Очередной тактический ход — не более.
— Цель? — Тухачевский прильнул разгоряченным лбом к холодному стеклу, за которым колыхалась облитая антрацитовым глянцем вода. Радостное возбуждение угасло, уступив место привычной тоске ожидания, загнанной куда-то на самое дно. Витовт прав: наивно было бы обольщаться.— Мне накрепко въелась в извилины одна реплика Рамзина: «Я хочу, чтобы в результате теперешнего процесса «Промпартии» на темном и позорном прошлом всей интеллигенции можно было поставить раз и навсегда крест»... Всей интеллигенции! Не больше, не меньше. До чего же нужно довести человека, чтобы вырвать такие слова.
— Хочешь откровенно? — выдержав долгую паузу, спросил Путна.
— Давай.
— В какой-то мере ты прав. Наука, промышленность, оборона — все эти соображения, очевидно, имели место. Профессоров, инженеров, изобретателей чуть было под корень не извели. Заодно с кадровыми военспецами, между прочим. Вспомни, какие чудовищные статьи писал Горький!.. Слово «интеллигент» звучит бранью: шляпа, очки, портфель и все такое... Но главное в ином. В иезуитской логике и азиатском коварстве. Ленинградский процесс не дал полной ясности. Так?.. Хотя бы в отношении убийства Сергея Мироновича. Больше того, он породил множество довольно- таки скептических вопросов. Особенно здесь, за границей.
— Каких именно?
— Кому это выгодно, например.
— И кому же?
— Сам решай. В Гайд-парке мы, кажется, коснулись этой темы?.. Я не хочу навязывать своего мнения.
— С убийством Кирова все непросто,— пересилив себя, признал Тухачевский. Он не хотел этого разговора и не должен был его начинать, но уклониться с полдороги, трусливо смазать посчитал унизительным.— Прибыв в Ленинград, Сталин прямо на перроне влепил Медведю затрещину.
— За то, что случайно проморгал Николаева? — Путна поцокал языком.— Бедный чекист... И потом эти досадные аварии, гибель свидетелей... Не ОГПУ, а ликбез. А тебе известно, что за несколько месяцев до выстрела в Смольном Киров дважды попадал в автомобильную катастрофу? Куйбышев, между прочим, тоже. А Михаил Васильевич Фрунзе? Кстати, Куйбышев умер сразу после того, как поставил под сомнение методы расследования убийства Сергея Мироновича. Уж это ты знаешь! Три смерти при таинственных, как принято писать, обстоятельствах. Кому они на руку?