Заговор против маршалов. Книга 1

Парнов Еремей Иудович

Случилось то, что должно было неизбежно случить­ся. Недаром же сама судьба привела его сюда, в Вену, где укрылась некая Роза Эдельштейн, мечтательная девушка восемнадцати лет, с глазами скорбящего анге­ла, которую фюрер удостоил своим вниманием! Когда бедняжку постигло это несчастье, началась неизбеж­ная в таких случаях проверка. Отца, мелкого коммер­санта, в одночасье убрали, как только выяснилось пол­ное неблагополучие по части крови, а сама она едва успела вскочить в отходящий поезд. От каких-либо показаний Роза благоразумно воздержалась, но Папен на всякий случай держал ее под прицелом. После скандальной публикации в «Журналь» она совсем за­таилась, хоть и не была упомянута, и вообще пыль поднялась вокруг

иного предмета — совершенно нич­тожной особы по имени Женни Хауг. Шоферу и тело­хранителю фюрера Эрнсту эта дрянь приходилась род­ной сестрой. Надо же такому случиться, чтобы у Гитлера именно с ней впервые в жизни, кажется, что-то начало получаться. Своими впечатлениями, не слиш­ком лестными, она поделилась с подругой Гертой Мюллер, а та рассказала обо всем парижскому журна­листу Тено. Разразилась буря. На Францию давили как извне, так и изнутри — постарался Абец. Тено аре­стовали, на газету наложили запрет. Напрасно изда­тель бил себя кулаком в грудь: «В чем вы нас обвиняе­те? Мы показали канцлера всего лишь обычным чело­веком. Где, наконец, наши свободы?! Свобода печати!»

Республика не желала осложнять отношения с Гер­манией ради грязных простынь ее вождя.

Прежде чем начать действовать — досье хранилось в сейфе самого Шушнига,— Папен собрал воедино все, что было известно по слухам. Наблюдение за домом канцлера и без того велось круглые сутки. Удалось организовать и бесперебойное подслушивание: мик­рофоны были встроены в панели служебного каби­нета.

Когда Шушниг позвонил домой и попросил жену подвезти «тот самый портфель», Папен сразу понял, о чем речь, и дал сигнал к началу. Дипломатические сотрудники Каганек и Кеттлер действовали строго по сценарию, и, если бы фрау Шушниг не вздумала сде­лать непредусмотренный крюк, инцидент мог бы закон­читься бескровно. Но ей зачем-то понадобилось завер­нуть на Ротенштурмштрассе. Пришлось прибегнуть к запасному варианту.

Возле ресторана «Штефанскеллер», известного глав­ным образом сумасшедшими ценами, в машину канц­лера врезался внезапно вылетевший из подворотни продуктовый фургон. Женщина и шофер скончались, не приходя в сознание, а портфель через пятнадцать минут оказался в кабинете полномочного министра.

— Как ни берегись, но всего не предусмот­ришь,— философски заметил Папен, поблагодарив обоих дипломатов за службу.— Предоставим героев дня их судьбе, но вы должны немедленно покинуть страну, прежде чем на след выйдет полиция. Приво­дите в порядок дела и собирайтесь в дорогу. Жду вас ровно через два часа. Этого как раз хватит, чтобы орга­низовать швейцарские визы.

Запершись в кабинете, Папен, не долго думая, взло­мал секретные замки и наскоро проглядел документы. Материалец подобрался заглядение: фотографии, пись­ма, заверенные показания свидетелей, копии полицей­ских протоколов.

Младенец — был даже такой снимок! — появив­шийся на свет в субботу апреля двадцатого дня 1889 от рождества господа Иисуса Христа года, как и ожида­лось, оказался тем еще фруктом! Мало того что осведо­митель и провокатор, еще и психопат с садо-мазохист­скими проявлениями. В бытность германским канц­лером Папен имел случай прикоснуться к подобного рода документации, но о начальных ступенях восхож­дения грядущего фюрера тысячелетнего рейха австри­яки знали куда больше. Неудивительно, впрочем. Здесь — Браунау на Инне (Гастхоф цум Поммер) — он родился, здесь же, в Линце, будучи еще гимнази­стом, впервые столкнулся с полицией. Заключения тамошних медиков превосходно дополняли диагноз, поставленный первого сентября тридцать третьего года ведущим психиатром Эдмундом Форстером. (Уже как вице-канцлер Папен знал, кого привозили к фюре­ру в эсэсовском мерседесе в то дождливое утро.) Ему стоило немалых трудов выцарапать у Форстера необхо­димые подробности.

Профессор

оказался скуп на слова, однако нашел достойное объяснение тяжелому анамнезу пациента:

— Психоматические особенности напрямую связаны с событиями на Западном фронте, где наши войска были вынуждены применить боевые отравляющие веще­ства. В частности, «Желтый крест», или «В-дихлорэтилсульфит». Противогаз оставлял желать лучшего, и произошло частичное отравление, имевшее отдален­ные последствия. На интеллектуальных способностях это никак не отразилось, напротив, скорее обострило их, пробудив волю к сопротивлению печальным обстоя­тельствам. Характер, как вы понимаете, закалился в борьбе.

Форстер четко понимал, что от него требовалось. Поэтому Папен пропустил ученые объяснения мимо ушей. Важны факты, а не их истолкование.

Теперь наконец все складывалось один к одному, как в добротной постройке: душераздирающие сцены в мюнхенском доме на Принцрегентштрассе — Мими Райтер дважды пыталась выброситься из окна, зага­дочное убийство Ангелики Раубаль, которое не так просто оказалось замять, и трогательная дружба с Хелен Бехштейн. Неимоверно трогательная. Фюрера неоднократно заставали перед ней на коленях. Уткнув­шись в ее белые, благоухающие руки, он выкрикивал страстные признания, а растроганная фабрикантша шептала в ответ: «Мой Волчонок, Волчонок»,— и успо­каивающе гладила по волосам.

Теперь стало понятно, зачем понадобились эти и по­добные им, заранее рассчитанные на огласку объяс­нения.

Фюрер потому одинок, что женат на великой Гер­мании, но он мужчина, в нем играет здоровая сила, которую пришлось целиком сублимировать в испол­нении долга. Это жертва рыцаря-монаха. Документы напрочь разбивали эту расхожую, в сущности офи­циальную, версию. Да, как и надеялся Папен, в порт­феле была спрятана бомба, способная доставить фюреру немало неприятных минут.

Передать такой материал из рук в руки за здорово живешь было бы недостойно политика. К тому же небезопасно. За причастность к таким тайнам распла­чиваются головой. Зато обладание ими может служить известной гарантией безопасности, если, конечно, по- умному распорядиться.

Франц фон Папен заранее продумал и предусмот­рел все. Фотограф с нужными принадлежностями в пол­ной готовности дожидался в бронированном помеще­нии. В присутствии посланника он, страница за стра­ницей, переснял все дело, проявил, а затем высушил пленки.

— Спасибо, Гейнц,— милостиво улыбнулся Папен.— Можете быть свободны до завтрашнего вечера,— и, тщательно разглаживая банкноты, отсчитал триста шиллингов.

Так же неторопливо и методично он просмотрел пленки, уложил их в потайные карманчики пуленепро­биваемого, выложенного асбестом жилета и поднялся к себе в кабинет.

Готовые в дорогу дипломаты уже поджидали его в приемной.

— Возьмите ваши паспорта, господа,— по-отечески напутствовал посланник.— И да хранит вас господь!.. А это, дорогой Кеттлер, вы наденете под пиджак,— добавил вполне буднично.— Адрес в Берне вам, конеч­но, известен. Поедете в сопровождении охраны, как с диппочтой. Звоните в любое время.

По пути к границе Каганек обнаружил хвост. Неиз­вестный «хорьх» с венским номером сопровождал их до самого шлагбаума, но тем и ограничилось.

Агенты СД, тайно контролировавшие весь ход опе­рации, не решились напасть на посольский автомо­биль, в котором помимо шофера и дипломатов сидели трое охранников.

Уже через час после пересечения границы Гейдриху было доложено о беспрецедентной двойной игре по­сланника Папена. Выбранив незадачливых агентов, которые, фактически провалили задание, он попробовал напрямую связаться с фюрером, но адъютант вежливо переадресовал его к Гессу.

Оставалось, холодея от бешенства, поджидать удоб­ного случая.