Заговор
Шрифт:
— Ты понимаешь, Миша, о чем ты сейчас говоришь? Мне тебя арестовать? — в этот раз голос Суворова был осторожный, изучающий.
— Те, кто от лица заговорщиков к вам приходил, на свободе, — сделал я предположение, основанное на многих косвенных признаках и на логике. — Думаю, что и меня нет никакого смысла арестовывать.
— Значит ты, Миша, не от них? — спросил фельдмаршал. — Я за монарха, я никогда в такой грязи участвовать не буду. Но мое место тут, на войне, а не в интригах и ссорах со всем двором.
— Я против них, ваше высокопревосходительство, — сказал я, не
Он смотрел прямо в мои глаза, словно душу прощупывал.
— Что ты хочешь от меня? — спросил командующий.
— Полк егерей, — решительно ответил я.
Больше вопросов не последовало. Суворов встал и начал ходить кругами, порой, даже забывая опираться на свою трость. Он был крайне озадачен. Для него понятно, зачем я прошу полк егерей, чтобы при помощи солдат навести порядок в Петербурге, будь такое случится.
Но Александр Васильевич был не прав, не для этого. Вернее, не столько для этого. Я этим полком спасаю самого Суворова. Если будут егеря, которых, кроме как от фельдмаршала, я ни от кого получить не мог, то это спасение чести и достоинства командующего. Он, мол, не мог оставить командование, но целый полк послал за… А вот тут не важно. За Александра ли, или за Михаила, может и за действующего императора. Тут я должен буду решать, но имя Суворова должно быть сохранено.
А что касается ударной силы, способной перевернуть все с ног на голову, да хоть бы и сразиться с самими гвардейцами, то что, разве в пустую я столько работал, создавал тренировочные базы? У меня стрелков сейчас до тысячи, я просил Платова прибыть с целым полком казаков, якобы для участия в войне и он потом туда отправится, но вначале поможет мне в другом деле. Так что силы будет немало.
— Я должен вам довериться, Михаил Михайлович? — спрашивал старик.
Он был растерян. Интриги, выбор пути для России… Он полководец и будет биться за Отечество, кто бы не был императором.
— Хорошо. Когда? — согласился Суворов.
— Важно еще и куда. Нельзя в Петербурге показываться. Мои люди встретят и заведут полк в Ахтынской слободе, желательно, чтобы это были егеря, которые меня знают. Там тренировочная база и будут подготовлены бараки, — сказал я.
— Во что вы ввязываетесь? Потянете? — Суворов крутил головой в отрицании.
— Александр Васильевич, я справлюсь. Но могу ли я узнать, когда начнется наступление наших войск? Уверен, что именно к этому моменту будет приурочено убийство императора, — сказал я.
— Убийство? — взревел фельдмаршал.
— Не верьте тому, кто говорит иначе. Я знаю, что готовят убийство, — жестко говорил я.
— Как русскому генерал-лейтенанту скажу, что мы ждем только приказа императора. Думаю, что он ждал выполнения вашей миссии, так что спешите в Петербург, — сказал Суворов, после большой порции негодования.
Мы еще немного обсудили детали, мою помощь в войне, например, я еще раньше обещал три тысячи ракет, которые должны были прибыть в Петербург. Ну и стали прощаться.
— Этого разговора не было. Я никогда и никому не признаюсь в тех словах, что сейчас прозвучали, —
— И это правильно, — задумчиво сказал Суворов.
Через два часа, в сопровождении трех сотен казаков, с запряженными свежими конями, мы уже мчались в столицу. Уверен, что до начала осуществления заговора счет идет на дни, а сделать еще нужно очень много.
Но для этого же я оказался тут?
Глава 22
Глава 22
Зимний дворец
20 февраля 1799 года.
— Готово, господин обер-гофмаршал, — с интонациями полководца, только что выигравшего самое главное сражение в своей жизни, произнес Емельян Карпов.
— Карп, ты молодец! — усмехнулся я, наблюдая искренние чувства открытого, а еще талантливого, если не гениального, повара.
— Ваше превосходительство, это все вы, я же по гроб жизни, я же… — начал распыляться мужчина.
— А ты и так служишь мне, хорошо это делаешь, когда многие, ко всеобщей пользе, — усмехнулся я. — Но имя нужно менять. Становись… Иммануилом Карпьеном, или что-то в этом духе. Вот ей Богу, прознает кто-нибудь, что императору готовит еду Емелька… Пусть не Пугачев, но тоже из тех, казацких кровей… Беды не отберусь.
— Простите, ваше превосходительство, но я горжусь и своим казацким прошлым и своим именем, — несколько обидчиво сказал казак.
Чудны дела твои, Господи! Кто мог подумать, что в суровом казаке уже как почти тридцати лет отроду, будет столько творчества и такой полет кулинарной фантазии? Как на варке кулеша можно пристраститься к готовке? Но вот он, лучший выпускник кулинарной школы!
Признаться, Емельяна я взял на кухню по банальной причине — мне нужно как можно больше грамотных боевиков во дворце. Лакеи, истопники, кучера, повара и даже садовники с конюхами, везде мои люди. Хуже работать система под названием «русский императорский двор» не стала, тем более, что тех профессионалов, на которых все держалось, я не только не уволил, но и повышал. А вот то, что сейчас при Павле боевого прикрытия из моих людей больше, чем гвардейцев, это факт.
Емельян один из них, но, оказавшись три месяца назад лишь простым поваром, он во всю раскрыл иную свою грань, стал су-шефом, ну или «по-нашенски», помощником старшего повара на второй смене. Если так пойдет дальше, то быть ему великим кулинаром.
— Все, я тут больше не нужен, работайте, как обычно, а за пирожными я пришлю, — сказал я и направился ближе к столовой, где должен быть император.
Мы примчались с Александрой Павловной вчера поздно ночью. Уже столь привыкшие к постоянному движению, мы опять мчались подальше от русско-шведской границы с небывалой скоростью, меняя коней, как на гонках меняют шины у болидов, молниеносно. У каждого была своя мотивация спешить. Я должен был провести еще ряд встреч, связанных с подготовкой к заговору, вернее к своим действиям во время его. А еще, находясь рядом с действительно красивой женщиной, я… ну не железный. Александра красивая, она, несмотря на незначительные капризы стойко перенесла все тяготы. Там мужикам было до слез тяжело, а она еще и беременная.