Заговор
Шрифт:
А в это время мы шли ходко, срезали тысячу верст, ну или чуть меньше этого.
— Ваше превосходительство! — с криком по типу «все пропало», Северин подошел к нашей карете.
Я открыл дверцу кареты, Северин одними губами сказал «Три». Сердце забилось чаще, организм стал вырабатывать сильно больше адреналина. Третий вариант означает, что нет вариантов, кроме прорыва. То есть подкупить не получилось, убедить не вышло, принципиальный служака попался.
— Работаем, если я посмотрю на небо, — прошептал я и вышел из кареты.
Во внутрь, к Александре Павловне, прошмыгнули
Кареты стояли у шлагбаума, рядом был небольшой срубной домик, где активно топили печь, так как дым из трубы работал чуть ли не дымовой завесой, ветер был в сторону такой близкой, всего в полуверсте, России. Точнее Российская империя начиналась через сто пятьдесят шагов, сразу на другом берегу, но русский пропускной пункт стоял чуть поодаль.
Можно было пробовать обойти и перейти границу по льду севернее, или южнее, но Финский залив по льду преодолевать было бы нормальным еще пешком, а вот ни на санях, ни на колесах, почти невозможно. Тут лед замерзал неровно, везде были выступающие льдины, или вросшиеся в лед деревянные бревна, другие ледяные глыбы. А севернее не пройти, там стоят уже шведские регулярные войска.
Не я должен был подходить к офицеру, он по этикету должен прийти. Ясно же, что русский дипломат будет всяко выше званием и статусом, чем дежурный на пропускном пункте. Так и произошло, ко мне выдвинулся, в сопровождении трех солдат, целый ротмистр. Последний факт еще больше насторожил. Тут должность для сержанта, ну или для поручика какого, но не ротмистра.
— Господин Сперанский, у меня есть инструкция задержать вас. Сдайте свою шпагу и прошу проявлять благоразумие. Думаю, что ваше ожидание будет недолгим. Мы досмотрим кареты, сделаем запрос в дивизию и тогда командование примет решение, — строго, по-военному, говорил офицер.
Инструкции? Почти уверен, что когда я еще был в Стокгольме, уже был продуман очередной акт моего унижения.
Казалось бы, что ничего страшного и не происходит. Стоит поседеть в относительно просторной и, судя количеству дыма, изрядно натопленной избе, может какой напиток предложат даже. Александра Павловна все еще мужчину отыгрывает, в треуголке, со спрятанными локонами волос, она с усами, в широкой шубе. Так что даже тут можно было бы сыграть. Но…
— Ротмистр, вы не представились, вы требуете невозможного, если только наши страны не состоят в войне! Пока я имел счастье говорить с вашим королем, что-то изменилось? Я везу срочную депешу своему государю. И вы, ротмистр, не можете стоять у меня на пути. Такой достойный офицер, коим вы, несомненно являетесь, не может идти против воли своего короля, — говорил я, стараясь лестью, напором на долг, все же решить ситуацию в свою пользу.
Единственное, что хорошо в нынешних обстоятельствах, что офицер хорошо говорит по-французски, а то объясняться пришлось лишь прибегая к услугам переводчику, чем сбил бы конфигурацию своих бойцов и усложнил боевой вариант решения вопроса.
— Я буду действовать согласно инструкциям, — ротмистр посмотрел на меня, чуть замялся. — Мое имя Свен Сторниссон, инструкции у меня давно и никто их
— Да как вы смеете? Вы обвиняете меня во лжи? Я вызываю вас! — играл я роль разъяренного дворянина.
— При следующей встрече, я к вашим услугам. Но на службе только вы, русские… — ротмистр Сторниссон, видимо, рассказать мне, какой я варвар, но не решился.
— Хорошая нынче погода. И вороны кружат в небе, словно сопровождают самого Одина, — сказал я, раздвинул руки и запрокинул голову, глядя на небо.
Ротмистр автоматически посмотрел на то самое небо, где кроме темных облаков не было ничего, тем более ворон.
Резко опустив руки, я перехватил револьверы, до того закрепленные в рукавах шубы. Но не я был тем, кто открыл огонь, раньше нечало работать мое сопровождение. Двенадцать лучших бойцов в миг уложили и ротмистра и трех солдат с ним. Следом прозвучали четыре выстрела из винтовок. Трое шведских солдат, которые стояли у шлагбаума завалились и не сделали больше ни одного движения. Наповал, с первого выстрела!
— Изба! — выкрикнул я и быстро направился к карете.
Пятеро бойцов устремились к дому, дверца которого стала приоткрываться. Еще три выстрела в дверной проем, а в это время уже горели фитили гранат. Кареты сдвинулись с места, начали движение, стрелки закинули гранаты в дом и почти сразу раздались три взрыва. Сруб устоял, но то, что те люди, что были внутри, выжили, я сомневался.
Шлагбаум сорвали и быстро подняли. Первая карета, оставляя своих пассажиров у шведского поста, рванула вперед. Следом поспешили на родную землю и мы.
— Вы чудовище, Сперанский! Вы пролили кровь! — тихо сказала Александра Павловна.
Тихо, но я услышал. Да, я чудовище, но для врагов Отечества, и милый, пушистый для друзей Родины.
Я больше не видел, как заканчивали работу стрелки. Те двое бойцов, что были в карете и прикрывали королеву, как только карета проехала шлагбаум, на ходу спрыгнули. Чуть дальше шведского поста, в шагах трехстах вглубь Швеции, стояли еще три избы, там могли быть люди, по крайней мере, у одного из дома стояли кони. Но в четвертой карете, замыкающей, сейчас должны были оставаться четверо моих бойцов, они не дадут шведам, даже если они и пожелают вступить в бой, навредить мне и королеве.
Уже родная земля, уже прошли две минуты, как прозвучали три выстрела из винтовок, а больше и не слышно ни одного звука, свидетельствовавшего о бое. Мы прорвались, мы дошли.
— Тыщ-ты-тыщ! — в том направлении, куда мы двигались разряжали свои фузеи русские солдаты.
Мы остановились. Минута, две, три.
— Эй, кто там есть? Выходи с руками до верха! — скомандовал явно пожилой голос.
Солдат. Унтер, наверное, заменяет офицера, который может быть и в крепости, иди в деревушке рядом с Кюмень-городом, в отстроенной буквально четыре года назад русской фортеции. Вот так и службу ведут, спихивая ее на ответственных унтеров, а сами в карты играют, да вино пьют.