Заговорщик
Шрифт:
– Стоп-стоп-стоп!
– воскликнул я, хватая робота за манипулятор.
– Сначала подают даме!
Робот на мгновение замер, потом в корпусе его что-то громко щелкнуло, и манипулятор рухнул на стол, едва не переколотив сервировку.
– Ну что же ты делаешь!
– вскричала Нолли.
– Это же примитивный робот. Он запрограммирован так, что не может перестраиваться на ходу и подает сначала мужчине, как существу хрупкому и нежному, а только потом - женщине. Здесь повсюду так принято, не так, как у вас.
– Мне на это наплевать!
– заявил я.
–
– Хорошо, - ответила Нолли, опуская глаза долу.
Я сложил расставленные тарелки обратно на поднос и после этого установил их в той последовательности, которую считал правильной. Покончив с этим, я переключил робота на аварийный режим, и он, как мне показалось, укоризненно поскрипывая, удалился в ремонтный блок
Но не успели мы притронуться к предложенным яствам, как за столиком, где сидели космолетчики, загремел магнитофон и один из пилотов, поднявшись со стула, нетвердыми шагами направился к нам.
– Эй, ты! Ты не возражаешь, если я потанцую с твоей девушкой?
– По всей видимости, он для этой фразы собрал всю наличную вежливость, но дальше его понесло.
– А! Конечно, нет! Идем со мной, куколка, я покажу тебе настоящую любовь, не то что ваши ханурики!
Краем глаза я заметил, как напряглась Нолли, и понял - если она еще и хулигана поколотит, то мне не отмыться от этого позора до конца моих дней.
– Слушай, ты!
– Я вскочил, и легкий пластмассовый стульчик, загремев, отлетел далеко в сторону. – Гуляй отсюда! И ищи красоток в другом месте, а эта - занята! Все понял?!
– Ах ты сопля! Да я ж тебя как муху!.. Возможно, меня спасло то, что он был сильно пьян. А может быть, в экстремальной ситуации открылись некие резервы, но, поймав его на бедро, я так ловко швырнул противника, что он, сшибая на своем пути мебель, прокатился едва ли не через все кафе. На том все и кончилось. Пилоты с хохотом извлекли своего товарища из-под груды стульев и настолько его успокоили, что через пять минут он сам подошел с извинениями, которые были нами с радостью приняты.
Однако оставаться здесь далее не было никакого желания, и мы, расплатившись, уехали.
– И все же, - вспомнил я об обещанном разъяснении, - что я сделал не так? Может, я нарушил некий ритуал?
– В определенном смысле да, - ответила Нолли, совершенно беззастенчиво разглядывая меня улыбающимися глазами.
– И что конкретно?
– В наших кафе мужчина делает заказ только после того, как женщина предоставит ему эту возможность, а подают сначала…
– Мужчине, - перебил я.
– То есть с точностью до наоборот.
– Кстати, и цветы у нас тоже дарит женщина.
– Нет, я к этому никогда не привыкну, у нас все иначе.
– Для того чтобы все это понять, надо родиться здесь и впитать с воздухом отношение к женщине как защитнице и кормилице. Я думаю, ваши дети именно так относятся к своим матерям, независимо от своего пола.
– Ну разумеется, до определенного возраста. Потом мальчики учатся от отцов отношению к женщинам как к драгоценному, очень хрупкому дару небес. А такое поведение, которое вы здесь пропагандируете, считается инфантилизмом.
– То есть ты имеешь в виду торможение в развитии?
– Да, полную остановку на ранней стадии. Некоторое время она молчала, глядя в окно, а потом спросила:
– Куда мы едем?
– Ко мне. Ты же знаешь, что Виски не появится до утра.
– Кто, прости?
– Мой коллега, он подходил к нам в парке.
– Ах, да!
– Она прелестным жестом коснулась пальцем виска, словно и в самом деле приложила усилие, чтобы вспомнить.
– И что же мы будем делать?
– лукаво блеснув карими глазами, невинно осведомилась Нолли.
– То, что нам понравится. Обоим, - улыбнулся я и обнял ее за плечи.
– И еще то, на что хватит выдумки…
…В восемь часов утра заверещал будильник, и я проснулся с удивительно ясной головой, но с полной неспособностью двинуть хотя бы одним членом. Нолли уже не было. Она оставила приклеенную возле самого моего носа записку и ушла. В записке было только два слова: «Ты прелесть!»
– Виски!
– заорал я, неосмотрительно расходуя последние силы.
Дверь немедленно распахнулась, и ворвавшийся в спальню робот принес мне стаканчик янтарного бурбона.
– Ты что?
– вскричал я, но тут же опомнился.
– Кофе и диагност. И посмотри, что там делает Джон.
– Он еще не приходил, сэр, - проскрипел робот и удалился.
Через минуту вкатился диагност - наш домашний доктор. На верхней плоскости его корпуса дымилась чашка кофе.
Роботы у нас в доме все были с норовом. Как-то раз мы взялись за изменение их программ, что было, собственно, не более чем элементарной тягой к оригинальности. К примеру, дворецкий, с которым я уже имел беседу, был вреден и ленив. Чтобы подразнить меня, Виски настроил его так, что стоило мне назвать своего коллегу не по имени, а по институтскому прозвищу, как робот тотчас тащил мне бурбон, который я терпеть не мог. Вдобавок робот обладал очень тонким слухом и мог появиться со своим стаканом в самый неподходящий момент. Я же в отместку заложил в программу диагноста чувство юмора и полное нежелание выполнять чужие обязанности. Вдобавок к перечисленному оба робота могли часами нести всякую околесицу, ругаясь друг с другом, пока кто-нибудь не разведет их в разные стороны.
Вот и тогда диагност снял с верхней крышки корпуса чашку и сунул ее мне в руки, едва не выплеснув кофе на постель. Тут же, без паузы, он сделал экспресс-анализ и деловито загудел, изготавливая некий препарат.
– Доктор, это серьезно?
– спросил я, подмигивая камерам.
– Безнадежно.
– Так что, я умру?
– Обязательно.
– Так чем же я таким болен?
– Вскрытие покажет, - буркнул робот и впрыснул мне кубик укрепляющего, потом добавил уже другим тоном: - Совсем не бережете себя, сэр!