Заговорщик
Шрифт:
Нолли, как уже говорилось раньше, была невысока ростом, нежна в тех рамках, которые допускали местные обычаи, и хорошо воспитана. Джонс же, в противоположность ей, была резка, безапелляционна, груба в выражениях и, как я позже убедился, весьма скрытна в своих истинных чувствах. Между ними сразу возникло едва видимое напряжение, вроде ревности, которое, впрочем, не выплескивалось наружу. Вот в такой компании я оказался на самом нижнем этаже Лабиринта.
Нолли подняла глаза и вдруг узнала, нет, скорее почувствовала, кто перед ней. В выходце с того света, в обитателе ада, неожиданно поднявшемся из бездны, она узнала…
Как она называла меня
По тому, как расширились ее зрачки, я понял, что узнан и снова любим не как безвременная утрата, а как та часть души, без которой жизнь кажется банальным, потерявшим всякий смысл фарсом. О чувствах Нолли я сужу так смело потому, что в ее огромных карих глазах я видел отражение собственного волнения и сердцем слышал слова, которые бурным потоком просились наружу, но горло, сжатое спазмом, стало для них непреодолимой преградой. И то, как мы одновременно разрыдались, сжимая друг друга в объятиях, было лишь еще одним подтверждением моей правоты.
– А обо мне кто-нибудь вспомнит?
– поинтересовалась Джонс, поднимаясь с пола.
Признаться, я совершенно забыл о ее присутствии, и напоминание было нелишним. Нолли, как и я, тоже повернулась к сержанту, и в глазах ее вспыхнула ненависть. Мне показалось, что еще мгновение, и она бросится на Джонс, чтобы разорвать ее на части. Пытаясь предотвратить это, я схватил Нолли за руки, прижал к себе, но был отброшен в сторону и снова упал на пол.
Они стояли лицом к лицу, готовые биться не на жизнь, а на смерть. Казалось, сам воздух между ними вот-вот вспыхнет. Высокая, массивная, уверенная в себе Джонс и Нолли - на две головы ниже нее, но полная ненависти к противнице. Преимущество в силе было явно не за последней, но ее чувства были намного сильнее крепких мускулов соперницы. Поэтому исход поединка был неопределим. Возможно, конечно, что Джонс только оборонялась бы - Нолли была нужна ей для другой цели, но и она могла забыться, и в тот момент никто ничего не мог гарантировать.
Лежа на полу немного в стороне и опираясь спиной о стену, я понимал, что надо что-то предпринять, но ничего подходящего не приходило мне в голову. Если бы они все же сцепились, то разнять их было бы не в моих силах.
И тогда я применил прием, о котором мне до сих пор стыдно вспоминать. Прием, старый как мир, но на протяжении многих веков действующий безотказно. Однако, к моему вящему стыду, применяемый до этого только женщинами.
Я сумел обмануть их обеих. Схватившись за грудь, я с криком съехал по стене, замертво упал на пол и больше не шевелился. Расчет мой оказался более чем верным. Обе женщины, движимые любовью и материнским чувством, вмиг забыв о вражде, кинулись ко мне. Сначала они поочередно щупали пульс, потом возлагали прохладные ладони на мой пылающий лоб, пока Нолли не предложила сделать искусственное дыхание.
И она принялась делать это так, что будь я уже мертвецом, то обязательно бы ожил. Но тут вмешалась Джонс. По ее мнению, Нолли действовала не столь энергично, как это было необходимо. Воспользовавшись замешательством, сержант сделала свое дело так искусно, что я окончательно сомлел. Но при этом Джонс осталась верна себе. Будучи намного лучшим психологом, она сразу распознала мою симуляцию. Однако, чтобы лишить Нолли возможности еще раз поцеловать меня тем завуалированным способом, которым только что воспользовалась сама, Джонс предложила сделать массаж грудной клетки.
Вот тут я понял, что далее мой спектакль продолжаться не может. И я вскочил, спасаясь от вполне реальной опасности: мне хорошо была известна немереная сила сержанта, и в случае исполнения ее намерения я отделался бы как минимум парой сломанных ребер.
– Тебе лучше?
– заботливо спросила Нолли, заглядывая мне в глаза.
– Да, намного, - ответил я, стараясь все же не упускать из виду руки Джонс.
– Я бы только хотел попросить вас не ссориться. Каждая из вас ценна сейчас по-своему…
– Вот как?
– В глазах Нолли зажглись огоньки ревности.
– Нет, не так, - ответил я на недосказанный вопрос.
– Сержант знает, как добраться до управляющего компьютера, а ты - знаешь, что с ним делать. Поэтому, прошу вас, помиритесь!
Женщины обменялись полными ненависти взглядами.
«Никогда!» - ясно читалось в глазах Нолли.
Она ненавидела Джонс за то, что благодаря ее упорству и совершенно излишнему служебному рвению мы все оказались на краю гибели, и за то, что та старалась убить или отнять другим способом ее возлюбленного. Чувств Джонс я, быть может, не понял до конца, однако мне показалось, что в ее голубых глазах было только презрение к «жалкой особе мелкого телосложения».
– Ну хорошо. Тогда давайте заключим перемирие до момента, когда мы выберемся отсюда. И, если у вас еще останется желание выяснять отношения, вы сделаете это.
Похоже было, что они приняли мои условия. И тут, словно специально для того, чтобы перевести разговор на другую тему, тишину коридора нарушил один из тех звуков, которые издревле считались неприличными. Это был звук желудка, требующего еды. Не могу сказать точно, кто конкретно был его источником, поскольку шевеление у меня в животе происходило давно, но раньше эти звуки все время чем-нибудь заглушались.
– Ты не захватила с собой походного термоса? Как в прошлый раз?
– спросил я с улыбкой, долженствовавшей положить конец всякой враждебности.
– Нет, - сокрушенно покачала головой Нолли.
– С того момента, как вы вошли сюда, прошло уже почти трое суток, и я не рассчитывала застать хоть кого-нибудь в живых.
– Так зачем же ты пошла?
– искренне удивилась Джонс.
– Тебе не понять, - небрежно бросила Нолли и, обращаясь только ко мне, продолжала: - После того, как нас разлучили на Истер, я сумела вернуться на Хеинву с тем же кораблем, что и вы. За это надо особо поблагодарить твоего друга Рому - он провел меня к грузовому люку второго яруса. Однако подача и рассмотрение апелляции потребовали времени. Будь у меня хотя бы два-три дня, я добилась бы пересмотра дела, но увы! Сегодня утром мне сообщили, что приговор приведен в исполнение. И все рухнуло, жизнь потеряла всякий смысл. И последним моим решением было пройти вслед за тобой весь твой крестный путь.
– Какая любовь!
– не без сарказма вставила Джонс.
– Проработав несколько лет в Службе, - не обращая на нее внимания, продолжала Нолли, - я знала, как добраться сюда. А обмануть охрану и проникнуть внутрь было не сложно. Меня больше всего удивило то, что Лабиринт не убил меня сразу.
– Я думаю, ему было важнее убить нас, - сказала Джонс.
– Ему необходимо было выманить нас из круглого зала, и проникнуть туда во второй раз он нам уже не даст. А коли так, то твое появление здесь теряет всякий смысл.