Заимка в бору
Шрифт:
Хлопот у хозяек было множество. По своим достаткам в каждом доме двадцать пятого декабря накрывали праздничный стол. А у богатеев— купцов на все рождество и святки накрывались столы со всевозможными закусками, дорогими винами, жареными поросятами, утками и гусями, запеченными окороками и другими угощениями. Хозяйка принимала визитеров – более близкие знакомые приходили и выпивали рюмочку— другую и закусывали, менее близкие – оставляли только визитные карточки.
В последних классах я дружил с Глебом Платоновым, сыном барнаульского богача и с двумя его сестрами Любой и Зиной. У них-то я и повидал роскошный рождественский праздничный стол. Меня тогда особенно поразило обилие свежих фруктов: верненский душистый апорт, крупные груши – дюшес, виноград и многое другое. Первый раз в жизни я робко взял со стола у Платонова грушу и навсегда запомнил ее вкус. Фрукты с юга завозились на лошадях, в санях, закутанные в кошмы, в Барнаул, Томск и другие сибирские города. Всю зиму ими торговали только татары в полуподвальных лавках, почти не отапливаемых.
На все святки распределялись дни, к кому из товарищей идти на елку. Друзей было много, дней не хватало. У нас в доме родители устраивали елку в сочельник – в ночь под рождество – двадцать четвертого декабря.
Танцевали на вечерах под бренчание балалаек, игру гитар и гармошек. В очень богатых домах появились пружинные граммофоны, они заводились ручками. Неожиданно граммофон появился и в нашей семье, самым удивительным образом. Мои родители оба курили. Тогда не было в продаже сигарет и готовых папирос. Табак продавался отдельно от пустых гильз. Курильщики дома сами набивали табаком гильзы или курили трубки и самокрутки.
Отец купил перед рождеством коробку гильз фирмы «Катык», вскрыл ее и обнаружил в ней выигрышный билет на один граммофон с набором пластинок.
В то время конкурирующие фирмы широко рекламировали свои товары, обещая покупателям выигрыши, если они будут покупать табачные изделия только у них. На коробке было написано: «Покупайте только гильзы «Катыка», и дальше шел перечень предметов, которые можно было выиграть. Из многих сотен тысяч коробок отцу досталась «счастливая»! В тот же день был принесен домой граммофон с десятком пластинок.
Кроме песен Собинова, Шаляпина и других были четыре с танцами – вальсом «На сопках Маньчжурии», полькой, венгеркой и казачком. Все рождество мы таскали граммофон по вечеринкам из одного дома в другой.
В Сибири никогда не было крепостного права и помещиков. Но дворянское собрание было на углу улицы Томской и Соборного переулка (ныне ул. Короленко). Впрочем, интеллигенция называла этот клуб «Общественным собранием».
На святках в дворянском собрании устраивались вечера— маскарады. А мы устраивали маскарады у себя дома и веселыми шумными компаниями ряженых ходили по знакомым семьям. Кончалось все танцами под наш граммофон. Была у меня и неприятность. В магазине я купил погоны полковника, нарядился офицером, а вместо шашки выпросил у товарища отца шпагу с кистью от парадного мундира.
Каково же было мое смущение, когда, раздевшись у соседей по заимке Давидовичей, я обнаружил, что шпага где-то выпала по дороге. Вечер был испорчен. Отцу пришлось купить новую шпагу в магазине и отдать товарищу.
Когда началась война, в гимназиях на рождественских каникулах устраивали шумные вечера с танцами, играми, благотворительными лотереями в пользу детских приютов и раненых.
Последнюю неделю перед рождеством было три дополнительных урока по закону божьему. Священник Иоанн Горитовский приходил в новой рясе, на груди у него висел серебряный крест на цепочке. Он был особенно строг на этих уроках. И надо же было Боре Пушкареву, моему соседу по парте, поднять руку.
– Что тебе? – строго спросил священник.
– Батюшка, Вы говорите, что бог троичен в лицах – отец, сын и дух святой. Значит, если три головы, то и три шеи должно быть?
Мы испугались, увидев, как побагровел от гнева наш батюшка и крикнул:
– Молчи, еретик, вон из класса, богохульник! – Жирная единица возникла в классном журнале против фамилии Пушкарева.
Конечно, перед праздником нас «гоняли» в церковь ко всенощной. Там ученики гимназии и реального училища рядами стояли справа, а гимназистки – слева. Отец Иоанн Горитовский строго следил в щелку алтаря за нами. Если замечал перешептывание, вызывал на амвон, ставил на колени и нужно было «бить» сорок поклонов. Тогда грех прощался! Пришлось это испытать и мне. Я пытался рассмотреть, даже привстал на цыпочки, пришла ли моя подружка Катя из «синей» гимназии, соседка по заимке. Это было замечено! Я «бил» сорок поклонов, но с амвона Катю увидел!
Шестого января было крещение. Каждую зиму мы ходили на берег Оби смотреть «моржей» того времени. На льду были вырублены проруби в форме креста или обыкновенная прорубь, но с часовней над ней, выложенной из льдин, выпиленных в виде кирпичей. На— берег сходилось много зевак. Около проруби находились священники (служили молебен). Смыть с себя грехи можно было только в этот день в году. Эта процедура протекала так: к проруби подъезжали сани. В них лежал голый человек, закутанный в тулупы. Священник благословлял грешника, и он прыгал в прорубь. С округлившимися глазами от холода, захватывающего дыхание, человек трижды окунался с головой. Затем с ярко-красным телом, как ошпаренный, выскакивал из проруби на пронизывающий ветер, иногда при сорокаградусном морозе. Священник что-то скороговоркой бормотал, крестя избавившегося от грехов, а человека заворачивали в тулупы, укладывали в сани и вскачь увозили домой.
Но гораздо больше было таких желающих избавиться от грехов, которые не имели своих лошадей и денег, чтобы нанять их. Но они были глубоко убеждены, что избавиться от грехов можно только таким мучительным способом. Люди раздевались догола на ветру и морозе, крестились и бросались в воду. Одеться им помогали добровольцы из толпы. Находились и сердобольные люди, которые увозили «счастливчиков», избавившихся от грехов.
Старинный русский праздник масленица, на переломе зимы и весны, христианство приурочило к «сырной неделе» перед началом великого поста. Во время этого поста не разрешались увеселения и полагалась только постная пища без мяса, молока, за исключением трех дней, когда можно было есть рыбу, но только мелкую: ершей, чебаков и почему-то налимов. Три дня в школах не учились, а учреждения были закрыты.
Наша семья не признавала поста; ели «скоромное», но утро первого дня масленицы всегда будило меня традиционными запахами кухни: там пеклись гречневые блины, стряпали пироги и варили в масле хворост. По вечерам семьями ходили в гости.
Молодежь на коньках каталась на городском пруду и на санках или на листах фанеры с катушек, которые строили еще летом, деревянные, высокие, а зимой обливали водой и делали ледяными.
Все три дня на главной улице Барнаула устраивались катания на лошадях. В санях, розвальнях и в кошевах жители съезжались на Пушкинскую улицу и начиная от реального училища ехали друг за другом до Оби. Там поворачивали и ехали по той же улице обратно с песнями, гармошками, звоном колокольчиков и бубенцов под дугами и на шеях лошадей. Как на свадьбу, лошади, сбруя, дуги разукрашивались лентами и бумажными цветами. Сзади на сани набрасывались ковры. К полудню на Пушкинской улице скапливалось так много подвод, что образовывалось два потока друг другу навстречу. Вновь приезжающим из соседних улиц и переулков приходилось ждать, пока не появится перерыв в сплошном потоке, чтобы заехать и влиться в праздничное катание. У кого не было собственной лошади, нанимали извозчиков. Молодежь складывалась и нанимала ямщицкие тройки с обширными кошевами, ехали в них с песнями и даже умудрялись плясать.
Каждый год в эти дни у нас тоже запрягали в санки Гнедка, а сзади саней набрасывалась плюшевая скатерть с круглого стола из комнаты отца, за которым он принимал посетителей. Ковров отец в доме не признавал, считая это мещанством. Я с гордостью восседал на облучке вместо кучера и правил лошадью, а концы вожжей отец все же держал в руках.
Гнедко нехотя шагал, то и дело отставая от едущих впереди. Но когда от Оби поворачивали обратно, у коня лень как рукой снимало, он начинал торопиться домой. Мне приходилось изо всех сил тянуть одну вожжу, чтобы Гнедко не вышел в сторону из общего движения. Тогда он рвался вперед, наступал на сани едущего впереди и брызгал пеной на ковер и даже толкал мордой в спину едущих впереди.