Закаленные страстью
Шрифт:
Все существо Перри оцепенело. Все. Мир застыл, стал почти кристально четким.
— Это невозможно.
— Уж поверь, это так. Он создал для меня устройство. Как думаешь, зачем, мать его, мне еще сохранять ему жизнь? — Монкриф прищурился. — Высокий уровень вируса, дорогая?
Легкие Перри вдруг открылись, и она чуть не упала. Ей хотелось свернуться в дрожащий клубок. Лекарство! Способ обратить вспять действие вируса. В груди вспыхнул огонек надежды, и у Перри закружилась голова.
Узнай Монкриф, для чего ей эта информация,
— Все голубокровные этого боятся, — выдавила она.
Гаррета можно спасти! Все, что ей нужно — технология. Ему больше не придется опасаться к ней прикоснуться. Он не будет с таким ледяным спокойствием излагать, что случиться после его… ухода. Гаррет будет жить. Долго!
А значит она не может убить Хага. Или герцога. Пока что.
Хотя больше никаких девушек. И надо поторопиться. Нужно выяснить, что знает Хаг, и тогда выводить его из игры.
— Именно. А я это контролирую.
Когда Перри поняла, ее вдруг осенило.
— Вот почему ваше изгнание так быстро закончилось? Вы передали принцу-консорту технологию в обмен на место в Совете.
Монкриф поднялся.
— С помощью своего знания я могу владеть империей.
Он может владеть Перри.
Как далеко она зайдет, чтобы спасти Гаррета? Перри знала ответ слишком хорошо. Она бы пожертвовала всем во имя спасения любимого мужчины.
— Мне нужна эта информация.
Монркиф с прищуром посмотрел на Перри.
— Все дело в нем, не так ли? Не в тебе. — Его губы скривились в улыбке. — Вот почему ты вернулась. Что ты дашь мне за информацию?
Казалось, мир вдруг уменьшился.
— Чего вы хотите?
— Полное и безоговорочное подчинение.
Она еще могла передумать. Уйти.
А потом прошептала:
— Дайте слово, что больше не пострадает ни одна девушка. — Монкриф коротко кивнул. Перри покорно склонила голову. — Я подчинюсь.
***
Вскоре после наступления сумерек начали прибывать гости. Череда экипажей растянулась на несколько миль. Невзирая на ненастье, явились все, кто обладал хоть каким-то весом в обществе. Несомненно, все они находились в ажитации по поводу возвращения Монкрифа. К тому же он торжественно заявил, что вечера, подобно сегодняшнему, они никогда не видели.
Перри смотрела в окно. Горничная переодела ее в новое платье. Перри облачилась в темно-голубые шелка с турнюром, расшитым элегантным серебряным узором. Бедняжка горничная дрожала, меняя парик Перри на свежий, потом долго возилась с перчатками, пока госпожа не сжалилась над ней и не надела их сама.
И вот Перри осталась одна. Она молча что-то чертила на стекле. Монкриф пришлет за ней, когда бал будет в самом разгаре. Он хотел, чтобы все стали свидетелями ее воскрешения из мертвых.
После бала пути назад не будет. Она дала герцогу слово. Нужно пережить сегодняшний вечер и завтрашнее утро. Тогда завтра, на открытии выставки, Монкриф даст ей желаемое.
Все эти годы она столько всего хотела ему сказать. Тысячу раз прикусывала язык, отрицая глубину своих чувств. Как много времени потрачено зря!
Стук в дверь прервал мысли Перри, и она отошла от окна.
— Да?
Дверь открылась. На пороге возникла внушительная фигура герцога. В холле не осталось и следа от их борьбы. Щеки Монкрифа покрылись румянцем, глаза удовлетворенно блестели. Настал момент, которого он ждал девять лет.
— Время пришло, — сообщил герцог, протягивая руку.
Перри разгладила юбки, прибегая к тактике затягивания, которой пользовалась, когда была дебютанткой, чтобы избавиться от косноязычия и застенчивости.
— Конечно.
Приняв его руку, Перри вышла в холл. Там раздавалось эхо музыки, изысканного чопорного вальса, смешанного с легким журчанием смеха и разговоров.
— Сегодня нас ждет успех. — Герцог излучал предвкушение. — А после завтрашней демонстрации на выставке весь Эшелон падет к моим ногам.
Голос Монкрифа звучал так, словно герцог был один и говорил просто чтобы себя потешить.
Музыка загремела сильнее. Она зудела на коже Перри, приближая ее к новой главе жизни. Золоченые двери в конце холла распахнулись, смех и разговоры стали звонче.
Перед Перри и герцогом раскинулся бальный зал. Полы были так начищены, что казалось, танцоров в помещении вдвое больше, чем в действительности. Стены закрывали зеркала, буйство красок резало глаз.
Монкриф подвел Перри к вершине лестницы. Заметили их не сразу. Вскоре к ним стали обращаться любопытные взгляды. По зале пронесся шепот. Губы герцога растянулись в улыбке, хищные глаза осмотрели помещение. Завладев всеобщим вниманием, Монкриф повернулся к Перри.
— Идем?
Пара начала спускаться по лестнице. Осознав, кто перед ними, люди умолкли. Лица бледнели, по комнате эхом прокатились вздохи. Дебютантки силились понять, из-за чего такая суета, танцующие остановились.
Перри ненавидела каждый миг происходящего. Она никогда по-настоящему не понимала этот мир.
— Кто она?
— Что происходит, Джеральд?
— Тише! Ей-богу, это же Октавия Морроу!
Все замерли. Даже веера не трепетали, и оркестранты наконец сдались. В зале воцарилась тишина, которую нарушал лишь задушенный шепот.
Вдруг к подножию лестницы подошел мужчина, облаченный в строгий фрак. На шелковых лацканах отражался свет канделябров, в белоснежном галстуке мерцала рубиновая булавка.
Бэрронс, наследник герцога Кейна.
Он легко поклонился, в темных глазах не сквозило ни тени удивления.
— Октавия. Ты в порядке?
По комнате снова пробежал шепот. Раз Бэрронс назвал ее по имени, значит, они хорошо знакомы. Однако его вопрос кроме Перри никого не касался.
По крайней мере, сегодня рядом будет союзник.