Закат империй
Шрифт:
— Ирчи, — сказал он дрогнувшим от нежности голосом, — Ирчи, как ты? Прости, Клосс. Прости, Ирчи. Я знал, знал, конечно, что ты высматривал в Ринфе. Я знаю, кто там у тебя живет. Я тоже проверял — именно потому, что пришли Уртханговы вояки. С ней все в порядке, Ирчи. Еще сегодня утром было все в порядке. А тебе, Клосс, мне даже сказать нечего. Просто… У меня не было другого варианта, ребята. Простите, что не распутываю вас сразу. Не хочу, чтобы вы полезли драться. Рты сейчас раскрою, толь…
Альрихт замолчал и утомленно сел на край стола.
— …ко не надо
Клеген направился к двери.
— …когда раньше не пробовал такого делать, — сказал Нерваль, обходя подкову стола. — Так вы мне уж голову не морочьте, дайте договорить.
Нерваль раскрыл верхнюю половину коконов. Клосс посмотрел на него с интересом. А Морена даже не посмотрел, он был занят. Он дышал.
— Так вот получилось, — сказал Вельстрем. — Мне нужна была казнь. И приговор. Иначе не получилось бы.
— А единственный способ отделить вас от остальных, который я придумал — это сделать вас обвиняемыми, — сказал Тузимир.
— Простите, если можете, — сказал Номатэ и полез в карман. — Вот. Ах ты, ч-черт! Это ж не тот карман!
— Вот, — сказал Альрихт. — Господи Эртайсе, что ж он с собой носит?
Номатэ брезгливо положил на стол какую-то заговоренную кость с обрывками гнилых жил на ней.
Морена одурело и затравленно озирался.
— Ничего не понимаю, — дрожащим голосом сказал он.
— Я, кажется, понимаю, — сказал Этерно с любопытством. — Это ты, Альрихт? Ответь сам, пожалуйста.
— Да, Клосс, — гордо сказал Альрихт и захохотал. — Это все — я! Теперь я.
Он широким жестом обвел ложу.
— Я исполнил Великий Ритуал Единения, но в последний миг инверсировал его. Вот этой штуковиной, — он вытащил из кармана третий талисман жезла. И… да, конечно, еще… драться не будете?
— Не будем, — решительно сказал Клосс.
Одним движением Альрихт сорвал с них остатки коконов и протянул каждому по амулетику.
— Держите. Мало ли что…
— Что это? — непонимающе спросил Морена.
— Модификаторы. На ваши имена. Если я погибну, или что еще — заберете себе… — он запнулся. — Ну, тела, что ли…
— Кажется, соображаю, — прошептал Морена. — Это все ты… семьдесят штук тебя?
— Нет, — компетентно сказал Этерно. — Альрихт один. Но у него теперь семьдесят тел. Он слил их силу воедино, а сверху — правом гроссмейстера решать и свершать — посадил свою волю и свое сознание. Так?
— Именно так! — счастливо захохотал Альрихт. — Только теперь у меня легкий приступ оправданного раздвоения личности. То есть, рассемиде… декшасс, семидетя… десятирения, вот! Вопросы есть?
— Что такое «декшасс»? — мгновенно спросил Этерно.
— Значит, ты в порядке, — радостно сказал Альрихт. — Декшасс — это сраное дерьмо. Не то, которое в заднице, а которое уже в куче. Вот это все, — он могучим усилием воли заставил все свои тела подпрыгнуть одновременно. Пол дрогнул. — Это все декшасс. Теперь уже навсегда. Пойдемте, ребята, нам надо сейчас сделать еще одно очень важное дело.
Вошел Клеген, неся три стакана
— Чуть в косяк не врезался, — обиженно сказал он. — При…
— …выкать надо, — закончил Альрихт.
Морена еще секунду озадаченно смотрел на него, а потом закружился в сумасшедшем танце.
— Хей!! — заорал он так, что глинтвейн в стаканах пошел волнами. Братва, победа! Алька сделал фраеров! Домашний мальчик, кто бы думал?
— Был мальчик, — сказал Альрихт и вдруг врезал Миштекту ногой по яйцам. Со всей дури.
— Ты что?!.- охнул Этерно. — Альрихт, беззащитного бить…
— Дурак ты, адепт, — беззлобно сказал Миштект, сгибаясь и ужасно морщась. — Ты никогда не пробовал стукнуть по яйцам самого себя?
Они стояли в Ритуальном зале, втроем. Правда, Альрихта было очень много, но большую часть себя он аккуратно разогнал под стенки, а перед Кругом Призыва и вовсе оставил одного — собственно Альрихта.
— Я все-таки не понимаю главного, — честно сказал Морена. — Я не понимаю механизма этого безобразия.
— Ну проще гвоздя, мать твою, — вяло сказал Альрихт.
— Да что ты мне про гвоздь? — возмутился Морена. — Ты мне принцип скажи! Формулу, в конце концов! Я ж не девочка из борделя, которой все на пальцах показывать надо!
— Ну смотри, суть Единения в чем? Один есть воплощение всех, их воля, их рука и слово — так?
— Ну так… предположим. В принципе так.
— Ты сам хотел принцип, — раздраженно сказал Альрихт. — Теперь не придирайся к словам. Инверсируем эту формулу. Что получается? Все есть воплощение одного, его воля, руки и слова. Все. Один — это я.
— А казнить нас зачем?
— Ну ты странный. По уставу ложи гроссмейстер — карающая длань правосудия. Все радостно прыгнули в обряд Единения, тут я его и вывернул наизнанку. Самый простой способ, чтоб никто не догадался и не попробовал воспрепятствовать. А если бы я взял кого-нибудь другого в преступники, тебе пришлось бы участвовать в Единении, и схлопнулся бы ты со всеми под меня. Так что обвинил я именно тех, кого нужно было оставить.
— Тебя могли прослушать, — заметил Этерно. — Или просветить. Вот шуму было бы! Заговор гроссмейстера против всей Коллегии!
— Во-первых, Клосс, заговор власть предержащего — пусть даже одного против всех — это уже никакой не заговор, а просто произвол властей, фыркнул Альрихт. — А во-вторых, я две недели ни о чем не думал.
— Как не думал? — поразился Клосс.
— Очень просто. Раскрылся настежь, перешел на чисто чувственное восприятие мира, и отдал рассудок на растерзание эмоциям. Ни на одной мысли больше чем на секунду не задерживался. Как щепка в водовороте, ужас! — Альрихт поежился. — Чуть с ума не сошел. Но выдержал. Зато теперь, наверное, сойду точно. Ох, ребята, какая это сильная штука! Но страшная. Я вот только что сам себе в глаза смотрел. Обалдеть! И Силы слишком много, тоже страшно с непривычки. Я ведь никогда с большими потоками не работал, теперь немножко чумею. Знаете, чувствуешь себя едва ли не всесильным. Тут вам будет легче, если…