Закат империй

Лайк Александр

Страх растворился и был унесен порывами лилового ветра. Там, внутри дымчато-фиолетового кристалла очень много желанной и пугающей Силы, очень много, небывало много. Наверное, столько ее бывает у каббаля необузданной стихии, да и то не всегда. Но Альрихт больше не боялся Силы. Он понял камень, и отчетливо видел теперь, что дух мага ломает отнюдь не Сила. Сила только помогает ему сломаться. Но зерна гибели маг несет в самом себе.

Я понимаю тебя, Темное Пламя, сказал он камню, и тот принял новое имя бесстрастно и безропотно, словно именно так именовали его от самого начала времен.

Я вижу,

сказал он камню: страдание, страдание и обреченность вокруг, страдание и тьма, бездна страдания и клубящийся, всепожирающий, жадный и косный мрак. А над ними — сверкающий и пугающий мост, звенящий и опасный клинок верного пути. Бесчисленные слои смерти тысячелетиями копятся на дне океана страданий, и только один мост ведет через него. Темное Пламя, я уже давно иду по лезвию. Ты не испугаешь меня этим. И ты, призрак чудовищной и гибельной тупости, ты, палач-колосс на ногах из дерьма, отвернись, а лучше — беги в страхе; я знаю, как рассечь твой панцирь и вырвать сто тысяч украденных тобой сердец. И тогда ты умрешь. Потому что своего сердца у тебя нет, а если и было когда-то, то ты и сам не знаешь, где оно теперь. Смерть твоя — в уколах пронзительной, тонкой и точной, как игла, мысли, свет разума убийствен для тебя. Темное Пламя, я уже давно сражаюсь с глупостью. Ты не испугаешь меня этим. Я бессилен изгнать глупость из мира навеки, да и у богов, кажется, это тоже не получилось. Но сомкнуть надо мной свои черные крылья — это глупости пока тоже не под силу.

— Спасибо, коллеги, — Альрихт еще раз поклонился ложе.

— Назови имена отступников и предателей, — сухо сказал Клеген. В его голосе не было дрожи. И пощады тоже не было.

Альрихт вздохнул и активировал Камень.

— Ирчи Морена и Клосс Этерно, поднимитесь, — приказал он. — Подойдите к столу и предстаньте перед собратьями.

Морена вскочил, бешено сопротивляясь. В какой-то миг он даже расшвырял в стороны все заклятия, которыми его пытались накрыть ближайшие соседи, ударил факельным выбросом энергии Нерваля, сшиб невидимым силовым кулаком на пол еще двух человек, но с мощью Темного Пламени бороться ему оказалось не под силу. Он еще продолжал внутреннее сопротивление, но снаружи уже казался покорной и безвольной марионеткой, которая, волоча ноги по полу, брела к указанному гроссмейстером месту.

Клосс вел себя тоньше. Он не вступил в силовое единоборство, а мгновенно закуклился на границе собственного сознания, отдав тело на произвол коллегам. Впрочем, и тут адептам ложи не очень повезло. Клосс коварно поднялся из-за стола и добровольно направился в сторону подиума, а Клеген, набросивший на него незримый аркан и не встретивший ожидаемого сопротивления, сам слетел с возвышения и пребольно ударился о стену.

— Такое поведение, — прохрипел он, поднимаясь, — такая реакция на ваши слова, гроссмейстер, яснее любых свидетельств доказывает их виновность.

Интересно, как бы ты вел себя на их месте, подумал Альрихт отстраненно. Ты что, обычно в восторге, когда тебя убивают? Но вслух сказал только:

— Однако свидетельства тоже будут, поскольку так сказано в наших уложениях. Я призываю всех строго следовать установленному порядку действий. Мы не варвары, господа. Немедленно прекратите сумбурное наложение заклятий, вы мешаете друг другу,

а скоро уже и мне начнете мешать. Если кому-то некуда девать энергию, пусть концентрирует ее на мне или на Камне, а превентивное удержание обвиняемых — дело председателя собрания или назначенного им лица. Так, господин Клеген?

— Воистину так, — отдуваясь, сказал Клеген и вернулся на свое место. — Прошу простить меня, господин гроссмейстер, коллеги, я был несколько неуравновешен и признаю свою вину.

Остальные коллеги стыдливо убирали давление и начинали тянуться тонкими хоботками донорской Силы к Темному Пламени. Альрихт с удовлетворением отметил, что ни один человек за столом не направил свою энергию непосредственно ему, гроссмейстеру. Боятся? Жадничают? Брезгуют? Кто может объяснить движения чужой души? Разве что бог…

Ну что ж, погодите немножко, мои милые, я вам все объясню. Вот только сам пойму, что из себя представляют ваши никчемные души — и сразу же объясню.

— Я начну с обвинения Ирчи Морены, сенейца, — спокойно сказал Альрихт притихшей ложе. — Я обвиняю его в том, что он, не поставив в известность руководство Коллегии и не испросив надлежащего дозволения, неоднократно устанавливал ментальную связь с удаленными территориями, в том числе с явно враждебными нам группировками.

— Простите, гроссмейстер, — неуверенно возразил Шаддам, — но невозможность телепатического разговора на значительном расстоянии установлена. Вы хотите сказать, что господин… что обвиняемый Морена нашел новый способ общения?

— Зачем искать новое там, где можно легко воспользоваться старым? — презрительно сказал Альрихт. — Вы не подумали, коллега Шаддам, что инструкции подкупленному или иным способом совращенному негодяю можно просто писать на бумаге. А потом мерзавец их всего лишь читает, пользуясь обычным дальновидением. Этот способ передачи секретных приказов используется не один год, например, нашим старым добрым знакомым, неким капитаном Ником Уртхангом. Об этом вы не догадывались?

Шаддам стесненно поклонился. Приподнялся Номатэ.

— Я подтверждаю слова гроссмейстера, — сказал он кратко. — Такой способ известен у нас на побережье. Я, например, раз в неделю при помощи дальновидения просматриваю записку, которую пишет моя дочь — с новостями о моей семье.

Морена попытался что-то сказать, и Альрихт незаметно, но грубо запечатал ему рот мощью Темного Пламени.

— Я благодарю господина Норикогоматэ, — сказал он вежливо. — Однако моего обвинения еще недостаточно, даже с подтверждением почтенного коллеги. Нужно еще одно свидетельство, желательно — точное и по существу подозрения. Так ли сказано в уставе ложи, господин Клеген?

— Воистину так, — сказал Клеген. Он уже оправился от падения и снова был — воплощенная бесстрастность.

— Я вызываю свидетельствовать коллегу Миштекта Кюйвиятейльтли. Коллега Миштект, можете ли вы сказать, чем занимался вчера обвиняемый Морена около полудня?

Миш побледнел и нервно оглянулся.

— Следует ли мне… — начал он прерывающимся голосом.

«Не ждал, скотина, что я раскушу твою защиту?» — мстительно подумал Альрихт и безапелляционно сказал:

— Следует, следует. Доверьтесь нам. Обвиняемый под надежным контролем, вам ничего не грозит.