Заклятие короля
Шрифт:
Противник рухнул на покрытый матами пол, зеваки взорвались воплями. Фам только выругался.
Убить Короля Дракона можно было лишь одним способом, но иммунитетом к боли не обладал никто.
Лето встряхнул головой, прочищая зрение от остатков телепатического вмешательства, и успел заметить, как Тишина бьет щитом, вскользь попадая по губам Нинн. Кровь заструилась из разбитого рта новичка.
Однако Нинн не прекратила движения — что, как минимум, доказывало ее выносливость, — она использовала только навыки рукопашной. Тишина побеждала. Ее рефлексы и скорость, украденные
— Нинн, Дракон тебя подери! — зарычал Лето. — Используй свой дар!
Она разразилась проклятиями. Окружавшие Клетку воины засмеялись и заулюлюкали. Он видел, что она на грани взрыва потрясающей силы — обещавшего несомненную победу.
Но было слишком поздно. Ошейники активировались.
Лето зарычал от злости. Он всегда чувствовал себя обворованным, когда дар запирали извне. Его энергия, сила, даже уверенность в себе снизились до минимума. Он передернул плечами, стряхивая мгновенную слабость, которую, он знал, ощущали сейчас и другие, — жестокий переход от божественной мощи в жалкое подобие людей.
Он перехватил булаву и снова взмахнул ею. Цепь упруго натянулась. Быстрый рывок опрокинул Фама на спину. Шар булавы взлетел по крутой дуге, которую Лето контролировал благодаря многолетней практике. Описав кривую траекторию, шипастый шар врезался прямо в центр щита Тишины. Она попятилась.
Краем глаза Лето видел, как Нинн борется с Фамом. У последнего кровоточили лодыжки и икры. После удара Лето он выронил боевой серп, Нинн удержала кинжал. Теперь, когда ошейники вновь активировались, уравнивая их силы, кинжал был ей не нужен. Она была быстрой. Внимательной. Грациозной. У возрастного грузного Индранан не было ни единого шанса.
Бой продолжался до тех пор, пока вонь пота не стала почти непереносимой для обоняния Лето.
Ошейники выключались. Включались. Снова и снова. Всегда непредсказуемо. Издевались. Возвращали и снова крали их дар.
Когда его силы в очередной раз вернулись, Лето сменил стратегию. Не Тишина. Не Фам. Он атаковал Нинн. Их взгляды встретились, когда он взмахнул булавой. Мгновение словно застыло между ними. Настолько, что он мог ясно видеть ее во всех подробностях. Ее прищуренные голубые глаза, ее темные веснушки. Влажные волосы цвета меда, игольчатыми прядями налипшие на лоб. Он мог различить даже крошечные трещинки на ее сжатых губах.
Она подняла щит за полсекунды до того, как булава по дуге прилетела туда, где только что была ее голова.
Лето не остановился. Он продолжал атаковать, снова и снова, пытаясь ее спровоцировать. И остановился, когда шипы вспороли внутреннюю сторону ее бедра. Она распласталась на полу Клетки, под крики и стоны со стороны собравшихся зрителей.
— Довольно! — Он подал сигнал оператору Клетки, что пора отключать систему. Прожекторы на каждой опоре восьмиугольной ограды поблекли до половины мощности. Ошейник Лето возобновил свое глушащее воздействие.
— Молодцы, — сказал он Фам и Тишине. — На сегодня хватит.
Кто-то из добросердечных зрителей предложил помочь Индранан идти. Фам прихрамывал. Несколько часов острой боли ему гарантировано, но благодаря физиологии
Лето с отвращением присел около Нинн, которая потной грудой лежала на полу. Она сжимала руками бедро. Огромный ушиб уже расцветал отвратительными цветами. Там, где шипы пропороли кожу, вздулись кровавые кратеры.
— Идиот, — ее губы кривились от ненависти. — На бедрах же нет доспеха. Почему?
— Он ограничивает подвижность и крадет скорость. Если бы ты как следует отбивалась, ты бы сейчас стояла здесь победителем. А не валялась после поражения.
— Ты сам этого хотел. Чтобы преподать мне очередной bathatei урок.
— То было на прошлой неделе. И позапрошлой. А теперь я зол. Через два дня мне предстоит бой в Клетке, бок о бок с куском лабораторной плесени, которая отказывается использовать свое лучшее оружие.
— Я не могу.
— Можешь. И я чертовски уверен, что ты помнишь, как это делается.
— Но контролировать его? Заставитьего проявиться? Не могу. — Она махнула дрожащей рукой, указывая на синяк на бедре. — И вот тебе доказательство.
Лето схватил ее за подбородок, разворачивая к себе. Она ахнула, попыталась отстраниться. Но он был быстрее. Его прерывистое дыхание обдало жаром ее кожу. Лето мог различить каждую светлую ресничку, каждую веснушку на ее лице.
— Ты хочешь проиграть?
— Я бы не выкладывалась настолько, если бы хотела.
— Ты хочешь, чтобы я проиграл?
— Это еще с какой стати?
— Если так, если ты хочешь меня подставить, отомстить мне за эти недели, я убью тебя после третьего матча. — Ее челюсть дернулась от силы его хватки. — Ты меня поняла?
— И что, не добавишь в конце угрозы «лабораторная грязь»?
Он убрал ее руки от бедра, чтобы лучше рассмотреть рану. Но вместо извинений или даже оценки того, не требуется ли ей медицинская помощь, он сгреб железной хваткой поврежденную кожу. Нинн закричала. Прицельно пнула его здоровой ногой, размахиваясь по дуге. Лето поймал ее за лодыжку, отшвырнул от своего тела, не чувствуя ничего, кроме полного отвращения. Нинн хватала воздух, скрючившись на полу Клетки.
— Нинн из клана Тигони. Я не могу придумать оскорбления, достаточного для обозначения твоей ошибки.
Одри ползком поднялась на четвереньки. Распухшее от удара бедро пульсировало и жгло огнем. Острые шипы пробили кожу в нескольких местах. И это беспокоило ее так же, как остаточное ощущение его ногтей, скребущих по раненым, дрожащим мышцам.
Чертов садист. Неудивительно, что ему аплодировали.
Тело, разум, душа — весь ее мир подчинился пульсирующей боли. Нет, не весь. Где-то далеко за этими пещерами причиняли боль ее сыну. Где-то там, в месте, которого она никогда не видела, ее муж лежал под землей в могиле. Кто организовал его похороны? Наверное, его родители. Она всегда говорила им, что она сирота. Потому что так и было. Она лишь не уточняла, что сирота, рожденная в результате позора, высоко в горной крепости на северном отроге греческих гор.