Заключенный
Шрифт:
Позади нас раздается звук автомобильного гудка, и я резко отодвигаюсь назад. Его глаза, изумленные от похоти и чего-то более глубокого…
Я отодвигаю эту мысль в сторону. Он ничего не чувствует. Он животное, реагирующее рычанием и укусами. По крайней мере, так я могу понять, что он делает. Никто не любит, когда его сажают в клетку.
По крайней мере, так я могу понять, почему он причиняет мне боль.
Он нажимает на газ, но по-прежнему удерживает меня, его пальцы впиваются мне в руку. Я
Кажется, его мысли прояснились. «Ты красивая», — сказал он перед тем, как поцеловать меня. Но сейчас он смотрит на меня так, как будто я не привлекательная. Я как незнакомка, кто-то, кого он не может до конца понять. Удивление и настороженность. Сомнение и надежда.
Самая страшная часть была не тогда, когда он приставил пистолет к моей груди, и мое сердце отбивало бешеный ритм, а именно сейчас, когда я желаю оправдать его надежду. Вера в то, что я могу. Это тот кошмар, который одолевает меня.
***
Я просыпаюсь от тряски грузовика. Моя щека отскакивает от окна. Сейчас ночь. Я уснула? Оглядываюсь вокруг и вижу, что мы находимся на парковке мотеля. Место темное и пустынное. Неоновые синий и красный цвета от знака «Свободно» отбрасывают призрачное свечение на профиль Грейсона. Мои внутренности холодеют от ужаса. Мотель означает кровать. Я и он на кровати.
— Почему мы остановились? — мой голос звучит хрипло.
— Мне нужно поспать. Ты можешь продолжать наблюдать.
Шутка. Если я увижу, что кто-то приближается к нам, то я скорее позову их на помощь, чем предупрежу Грейсона. По его сухому тону понятно, что он знает это очень хорошо. Но он все же рискует, так что, должно быть, он действительно изможденный.
Это мой шанс сбежать. Я просто должна ждать случая. Он настанет. Должен настать.
— Не задумывай ничего, — говорит он, читая мои мысли.
Слишком поздно.
— Если думаешь, что я буду сотрудничать с тобой, то ты сумасшедший.
Он смеется, низко и немного дико.
— А с чего ты взяла, что я в здравом уме?
Затем он кладет руку на мое запястье. Он тянет меня на половину своего сиденья и хватает за подбородок. Его глаза — темные омуты, бурлящие гневом, чувством вины, но больше всего — решимостью.
— Ты делаешь мне больно, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Его хватка на моем запястье скручивает мою кожу. Даже его рука на моем подбородке оставит синяк, если он будет продолжать удерживать ее там. Везде, где он касается меня, я горю.
Его хватка не ослабевает.
— Это предупреждение, детка. Ты знаешь, на что я способен. Я уже на исходе. Терпения больше не осталось.
Это было его терпение?
— Отпусти меня.
— Не думаю, что сделаю это. Я буду держать тебя. Даже всю ночь, — он ухмыляется
Мое сердце стучит от страха, думая о кровати в номере. Я должна убраться отсюда. Он толкает меня обратно на сиденье.
— Видишь того парня в окне?
Я смотрю через освещенные окна офиса мотеля и вижу кого-то возле стойки регистрации, но больше ничего не могу разобрать. В крошечном офисе больше никого нет. Нет большого количества машин или каких-либо зданий поблизости.
Некому услышать мой крик.
— Да, — говорю я.
— Я знаю, что ты не можешь хорошо его видеть, но это всего лишь ребенок. Семнадцать лет? Восемнадцать? И он рассчитывает на тебя, что ты будешь хорошей. Ты можешь сделать это, не так ли? Ты можешь сидеть здесь мило и тихо, и тогда он не пострадает.
На самом деле, гораздо больше, чем Грейсон, угрожающий мне, меня раздражает снисходительный Грейсон. Я смотрю на него во все глаза.
Он усмехается.
— Итак, мы понимаем друг друга.
Я наблюдаю за его спиной, когда он заходит в крошечный офис мотеля и подходит к стойке. Я не знаю, что он говорит парню, но явно не свое настоящее имя или то, что он только что сбежал из тюрьмы. Находясь внутри, Грейсон должен казаться другим человеком, менее устрашающим, менее пугающим. Голова парня двигается вверх-вниз, он кивает? Смеется от какой-то обычной шутки? Он одурачил парня. Что ж, но он не одурачил меня.
Итак, мы понимает друг друга, сказал он. Но то, чего он не знает, так это то, что я построила свою жизнь вокруг чтения людей. Будучи ребенком — это был способ выжить. Шаг впереди наркоманов, с которыми общалась моя мама. Я выучила, когда надо бороться, а когда затаиться. И я собираюсь использовать те же навыки, чтобы сбежать. Я не могу убежать прямо сейчас, даже несмотря на то, что хочу сделать это больше всего. Но я уже знаю, что происходит, когда я убегаю. Ничем хорошим не закончится. Он догонит меня. Накажет. Или просто снова заставит меня кончить.
К тому же, он действительно мог бы убить того ребенка.
Я должна быть умной и не позволять страху одержать верх надо мной.
Дождусь своего шанса. У меня их не будет много. Позже, когда он будет спать, он будет уязвим.
Он возвращается и садится в машину. Его ухмылка заставляет меня чесаться от желания причинить ему боль.
— Хорошая девочка, — говорит он.
О, я определенно хочу причинить ему боль.
20 глава
Грейсон