Заключительный аккорд
Шрифт:
В начале декабря 1944 года партайгеноссин Май переслала нам в редакцию запечатанный конверт с просьбой вскрыть его лишь в том случае, если с ней что-нибудь случится.
Получив официальное извещение о её смерти, мы, следуя её просьбе, вскрыли указанный конверт и получили следующую информацию (смотрите приложение), дать ход которой считаем своим национально-социалистским долгом.
Вас мы настоятельно просим дать нам со своей стороны обстоятельный ответ по данному поводу до того, как мы перешлём эти бумаги в соответствующие органы. Пока ещё мы не сообщили о содержании прилагаемого письма Эльвиры Май вашему начальству. Хайль Гитлер».
«Скоро начнётся невиданное в истории наступление, — думал майор Брам, — и я буду принимать в нём самое непосредственное участие. Поведу в бой гренадерский полк, в котором полным-полно новобранцев. На поле боя они будут умирать как мухи, а я, насколько я себя знаю, плестись в хвосте не собираюсь. Что касается приказа начальнику штаба группы «Запад», то я своё мнение о нём могу высказать не только генералу Круземарку, но и самому командующему. Бессмыслица бессмыслицей и останется. Наступающие до тех пор будут лежать, уткнувшись лицом в снег, пока не пойдут в наступление наши танки, если это наступление вообще не захлебнётся в первый же день. Тут я потеряю треть своих людей, а кто — и половину. А потом мне нести за них ответственность? Приказы, которые спускаются сверху, вынуждают меня к этому, однако я, как бывалый фронтовик, имею личную точку зрения.
Этой девчонке, которую я встретил на участке между Холлератом и Хелленталем, я ничего плохого не сделал. Но её уже нет в живых. Что же, остаётся только пожалеть об этом, хотя должен признаться, что она подложила под меня мину, наподобие того как минёры при отступлении минируют важные объекты, а потом всё взлетает на воздух.
Этот главный редактор наверняка доложит кому следует и что следует, и тогда прощай всякая надежда и на орден, и на повышение. Я в этом деле, разумеется, допустил ошибку. Да мало ли ошибок допускал я в своей жизни! Однако я люблю женщину, и из-за моей глупости её будущее находится под угрозой. Для меня эта женщина дороже всего на свете, дороже и важнее, чем пять лет войны, на которой воюю я, во время которой вы, господин главный редактор, отсиживаетесь в своём убежище. И теперь стряпаете донос из-за этой партайгеноссин Эльвиры Май. Да разве так делают!
Вместо того чтобы думать обо всём этом, ломать себе голову над ответом, хорошо бы увидеть Урсулу и привести в порядок наши отношения, но для этого никакой возможности сейчас нет, так как вот-вот начнётся наступление».
После обеда пошёл мелкий, но такой густой снег, что даже немного потемнело. Зейдельбаст сообщил о готовности к смене позиций. На подготовке они сэкономили несколько дней и теперь могли немного расслабиться. Ничего более конкретного Зейдельбаст не знал и ожидал приказов. Судя по всему, остаток дня можно было провести спокойно.
Генгенбах сложил свои вещички в рюкзак. Рубашки и кальсоны все в бесчисленных дырах. Бельё настолько застирано, что оно из белого превратилось в грязно-коричневое.
Настроение у Генгенбаха было в тот день особенно плохим. Когда после обеда он чистил свой котелок, к нему подошёл Пауль Павловский и впервые за всё время заговорил с ним.
— Эти оглоеды жрут от пуза за наш счёт, чтобы нам легче было котелки мыть, — проговорил Пауль на чистейшем берлинском диалекте. — А ты и рта раскрыть не смей, если не хочешь сыграть в ящик.
Генгенбах почувствовал на себе его взгляд. Казалось, Пауль искал у него сочувствия.
— Всё правильно, Павловский, но у меня и своих забот полно.
— Понимаю.
— Меня, например, интересует, кто мне выдаст новые носки? А то ведь старые-то штопапы-перештопапы. И сапоги мои ничуть не лучше! — И он показал рукой на стоптанные до крайности сапоги, которые ему выдали ещё в Будапеште. — В них и ходить-то нельзя.
Пауль Павловский сильно смутился, опасаясь, как бы разговор не перешёл на политику.
— Я попытаюсь достать тебе пару носков.
— Не забудь, что я ничем не смогу отблагодарить тебя.
— Ерунда! — бросил Пауль и мигом исчез.
Генгенбах с часок поспал. Проснувшись, решил, что будет лучше, если он ещё раз как следует осмотрит местность вокруг убежища, так как ночью их наверняка поднимут по тревоге и тогда будет не до этого.
По узенькой тропинке, которая вилась между кустарниками, можно было незаметно выйти к сараям. А с наступлением сумерек по ней и вообще никто не ходил.
Перед сараем Генгенбах увидел Павловского, рядом с которым стояли Барвальд и Франц Хайзе, с которым Генгенбах вообще никогда не разговаривал.
Пауль махнул рукой Генгенбаху, как старому знакомому.
Генгенбах медленно подошёл к ним и внимательно осмотрелся по сторонам. В этот момент на тропинке показалось несколько солдат, но они сразу же скрылись из виду.
— Наслаждаетесь хорошей погодкой? спросил Гегенбах, чтобы как-то завязать разговор со стоявшими у сарая солдатами. Про себя он отметил, что те отнеслись к нему отнюдь не враждебно.
— Бери, но только спрячь поскорее, — шепнул ему Павловский и сунул в руку носки.
— Что я тебе за это должен? — спросил Генгенбах, пряча носки в карман брюк.
— Как и раньше, держать язык за зубами!
— Спасибо. Простите, мне нужно идти.
Между тем так сиетменло, что тропинки совсем не стало видно.
«Интересно, за какую политику они попали сюда? — думал Генгенбах, шагая по тропинке. — Павловский и Барвальд наверняка политические. Любоытно только, почему это они вдруг решили со мной сблизиться именно теперь, когда ситуация накалена, как никогда прежде?..»
И вдруг он споткнулся. Он понял, что кто-то подставил ему ногу. И в тот же миг на него посыпался град ударов: в живот, в спину, в голову. Генгенбах согнулся, чтобы уберечь голову от ударов, и упал на землю. Улары не прекращались. Чьи-то руки дотянулись до его горла и стиснули его. Стало трудно дышать.
Генгенбах с силой выбросил вперёд одну ногу и попал кому-то прямо в лицо. Тот закричал от боли, а Генгенбах рывком вскочил на ноги и ударил ещё кого-то из нападающих. Тот отлетел в сторону. На Генгенбаха спова посыпались удары, но он уже твёрдо стоял на ногах и отбивался от нападающих. Ещё одного из них он сильным ударом сбил с пог.