Заколдованный круг
Шрифт:
— Конечно, я буду, приведу. Вы можете не сомневаться. Буду точно.
— Советую. — Лицо толстяка неожиданно приобрело холодное выражение. — У нас сейчас кампания проводится по укреплению дисциплины. Показательное мероприятие. Сам знаешь, как в таких случаях бывает. Не придешь, станешь примером для других. Понял?
— Понял, — чуть не заикаясь, пробормотал Рив. Его начало трясти. Он хорошо знал, что значило служить «примером».
— Вот и отлично, паренечек! — Толстяк опять улыбался своей широкой улыбкой. — Тогда нечего беспокоиться. Значит, жду в десять.
Рив встал и, чуть не пятясь, удалился. Он спустился вниз, взял у сидевшей на ящике старухи очередную пачку
Влажный воздух освежил его, немного успокоил. Да и что, собственно, волноваться? Приведет послезавтра Дона, сведет их, и пусть они сами занимаются своими делами. Он своё сделал, — будьте любезны законную скидку!
Рив шел и размышлял. Интересно все-таки, откуда берутся такие вот, как этот толстяк? Кто он, где живет, что делает в дневное время? (Рив ничего не знал о нем, даже его имени.) Какую он имеет от всего этого выгоду? «Толкачи», понятно, берут где-то «зелье», накидывают пару монет, продают, вот их барыш. А этот? Он наверняка работает на «синдикат». И по-крупному. Таких баров, с барменом, со старухой внизу; с целой армией вербовщиков (вроде его, Рива), у него, верно, десятки. Но ведь над ним стоят хозяева синдиката, у которых десятки (может, и сотни) таких толстяков. А еще выше? Еще выше стоит «главный синдикат», которым заправляют уже самые могущественные. Их знают, называют, о них пишут газеты, их даже иногда арестовывают. Но никогда не наказывают. Самые знаменитые адвокаты защищают их везде, самые известные сенаторы, миллионеры, полицейские начальники, армейские генералы, звезды кино и красавицы — их друзья. Кто ж таких осудит?
И Рив представил себе Верховного Владыку и его бесконечные щупальца, как у осьминога, протянувшиеся по всей стране, а на них присоски — такие, как Рив. Они впиваются в людей (как он в Дона), тянут из них все: сначала волю, потом здоровье.
И все это оборачивается для Верховного Владыки золотом. Бесконечными золотыми реками…
Рив не был дураком когда-то, до… Он подавал немалые надежды, он умел образно мыслить, сопоставлять, набрасывать общую картину.
Его размышления отнюдь не были фантазией. Он основывался на хорошо известных ему фактах: (хотя знал он их совсем немного).
Да, вот так, наверное, все это выглядит. И ничего нельзя сделать. Ни с «ними», ни с собой. Ведь даже если он уедет, убежит на край света, скроется от «них», от себя-то он никуда не уйдет. От своего постоянного, неутихающего, жгущего изнутри желания, от ежедневной, все растущей потребности в «зелье». Нет, никуда не скроешься, никуда. Так шел он по не просыхающим от дождя улицам мимо вечерних фонарей, в вечерней толпе. Окруженный людьми. Одинокий…
Он позвонил Дону. Дон был весел, бодро отвечал на вопросы, давал советы — не унывать, не отчаиваться, сообщил, что помирился с Тер. И под конец сказал, что завтра у нее вечеринка. Будут Луиджи, Рог, наверняка Лилиан. Если же придет Рив, все будут только рады. Надо поговорить. О чем говорить? Пусть приходит к Тер, там и поговорят.
Предчувствие беды охватило Рива. Уж больно весел был Дон. Да и это примирение с Тер совсем некстати.
Идти на вечеринку ему не хотелось, но придется. Надо выяснить, что там с Доном. Послезавтра он должен привести его к толстяку. И он приведет его, черт побери, приведет во что бы то ни стало!
Наутро он позвонил Тер. Робко сказал, что вот, мол, Дон говорил о вечеринке, можно ли прийти?
Конечно, он будет желанным гостем, ребята и так удивляются, куда он пропал! Тер была ласкова, ни о чем не спрашивала, ни на что не намекала. Рив уже начал приободряться, когда в конце разговора она нанесла ему неожиданный удар.
— Только учти, Рив, я перенесла наш вечер на завтра. Сегодня не могу. Папа просил меня принять каких-то важных шишек. Ты же знаешь, я изображаю «маленькую хозяйку большого дома». Маме трудно. Но это ничего не меняет. Завтра жду тебя к семи. Обязательно. Приходи!
Рив долго стоял у телефона с трубкой в руке.
Ведь прошел день. Завтра к десяти он должен привести Дона к толстяку. Иначе… Он даже не хотел думать о том, что произойдет с ним, если он не доставит Дона.
Но времени оставалось все меньше и меньше. Если бы он увидел Дона на вечеринке сегодня, он бы знал, на что рассчитывать. Как можно что-либо предполагать, если они встретятся завтра в семь, а в десять…
И потом, удастся ли вытащить Дона с этой вечеринки? Они никогда раньше десяти — двенадцати не расходились. Надо что-то срочно предпринять. Сейчас же. Сию минуту. Завтра может быть поздно. Мозг Рива работал с лихорадочной быстротой.
Постепенно начал вырисовываться план.
Рив помчался на поиски Эруэль. Он разыскал ее в крысиной норе спящей. Долго тряс, бил по щекам, брызгал в лицо водой, пока не привел в чувство.
Затем подробно объяснил, что и когда ей надлежит делать, тыкал в бумажку с записанным там крупными цифрами номером телефона. Клялся, что, если она сделает, как велел, он принесет ей полдюжины — нет, дюжину порций. Пусть только сделает как надо.
Наконец ушел.
На следующий день зашел снова.
Он просидел у нее почти до шести вечера, изредка давая ей выкурить сигарету. Но тщательно следил, чтобы она ничего больше не принимала.
Когда она вышла на минутку, он быстро обшарил убогую комнату, чтобы убедиться, нет ли где-нибудь скрытых запасов.
В половине седьмого, крепко взяв Эруэль за руку, привел ее в находившийся неподалеку ресторанчик, посадил за стол, заказал ужин (к которому она не притронулась) и три бутылки пива (за которые она сразу же принялась).
— Так запомни, слышишь, Эруэль, ровно в восемь часов позвонишь по этому телефону, — он еще раз ткнул ее носом в бумажку, — и скажешь то, что здесь написано. Ясно? Ничего не перепутай! Просто прочти по бумажке. С выражением, конечно, а не как попугай…
— Ладно.
— Да не ладно, а слушай внимательно. Значит, позвонишь, скажешь то, что на бумажке, и повесишь трубку. Все. Иди и жди меня. Ясно? Я приеду к десяти, самое позднее к одиннадцати и принесу дюжину порций. А сделаешь все хорошо — полторы дюжины. Ясно? Если подведешь, ничего не получишь. А голову я тебе оторву. Будь покойна. И еще, — сказал он, уже вставая, — как поговоришь по телефону, бумажку эту разорви и выброси. За ужин заплачено.
Он снова сел. В десятый раз повторил ей свои указания и, наконец, торопливо вышел из ресторанчика.
Когда Рив вошел в гостиную, где все собрались, веселье уже началось.
Зена и Луиджи самозабвенно исполняли шейк. 'Рог что-то увлекательное (по его мнению) рассказывал Лилиан (от чего ей было нестерпимо скучно).
Чин, как всегда, молча сидел в углу. На непроницаемом лице медного бога нельзя было прочесть его мыслей и чувств. А они были скорбны. Накануне Чин получил от сородичей письмо: дела плохи, энергичные джентльмены захватывают все новые участки. Скоро негде будет не то что нефть самим добывать, а просто жить. Суды тянут, плетут бесконечную паутину крючкотворства. Не может ли он, Чин, скорей учиться, — он нужен здесь. Пусть поторапливается. Да и с деньгами туго. А Чин и так спит по три часа в ночь. Он ведь и сюда-то ходит, чтоб присмотреться, может, чему-нибудь научится у этих, поймет какие-нибудь их тайны…