Заколдованный круг
Шрифт:
Дон шел и смотрел по сторонам. Будто не два дня прошло, а пролетело столетие. Иногда ему казалось, что он смотрит в перевернутый бинокль: так четко, но так далеко было все, что видели его глаза. Эти домики, эти людишки, эти нити-аллейки. Они стали далекими, чужими…
Подойдя к увитому плющом двухэтажному зданию, где проходила очередная лекция, Дон спохватился, что не позвонил родителям. Он повернул назад в поисках автомата. Их было много в холле библиотеки нового, современного здания, сплошь из стали и стекла. Отсюда видны были общежития, столовые, учебные корпуса, стадион, автомобильная стоянка, такая большая, что на ней
Сейчас, в разгар занятий, на стоянке столпились тысячи машин. Дон замер, он увидел кремовый «бьюик» с поднятым верхом. Машина Тер. Значит, она сейчас где-то здесь, на занятиях. Да, да. Дон вспомнил, у нее в понедельник история, это в новом здании на другом конце университетского городка. Тер!..
Дон печально усмехнулся. Еще три дня назад у него была Тер. А теперь только Рив да эти кошмарные вечера…
Он вздохнул и подошел к автомату. Стараясь придать голосу веселую бодрость, Дон сразу заговорил, как только услышал голос отца:
— Это я. Как дела? Я был в лагере, там все нормально. Национальный тренер в восторге от меня, отец! Скоро начну у него тренироваться, в следующий понедельник. Вернусь к обеду, я сейчас в университете, у меня лекция.
Он говорил и говорил, лишь бы не слышать, что скажет отец (нет — КАК скажет).
Когда он замолчал, молчала и трубка.
— Алло, отец, ты слышишь, алло! Так я вернусь к обеду.
— Хорошо, сынок, — долетел до него далекий, как ему показалось, голос отца, — приходи. И вот что, свяжись с Тер, она звонила, беспокоится.
Слова отца оглушили Дона, словно кричали в самое ухо.
Отец подождал немного, не скажет ли что-нибудь Дон, и повесил трубку.
«Тер беспокоится, Тер беспокоится, Тер беспокоится», — стучало в мозгу у Дона. Она звонила! И не просто звонила, а беспокоится. О чем беспокоится? Огромная волна радости подхватила его — о нем, конечно; почему не позвонил в пятницу, почему не позвонил сегодня. Волна накатила и тут же схлынула. А если она беспокоится о судьбе Рива? Ее интересовала вся эта история. Или она беспокоилась о своей любимой ракетке, которую он обещал отдать в починку? А может, о том, состоится ли игра с «Леопардами»? Да мало ли о чем может она беспокоиться!.. Почему он вообще решил, что, бросив его ради Робена (а вернее, просто прекратив морочить ему голову), она откажется поддерживать с ним просто приятельские, даже дружеские отношения? Отношения однокашников. Начнутся еще сплетни. А Тер и такие, как она, терпеть этого не могут, Вот она и будет поддерживать внешнее знакомство.
Дон опять впал в уныние.
Как поступить? Но, еще задавая себе этот вопрос, он уже мчался, забыв о лекциях, к расположенному на другом конце студенческого городка зданию…
Прибежал. Остановился, тяжело дыша.
Возле корпуса никого — все на лекции. Дон посмотрел на часы. До конца оставалось еще четверть часа.
Эти четверть часа показались Дону бесконечными. Широкими шагами он ходил вдоль фасада здания. Останавливался. Снова начинал шагать. Мысленно он беседовал и Тер. Он осыпал ее упреками, уличал, припирал к стенке, потом просил прощения, унижался, он возносился на вершину блаженства и падал в пропасть отчаяния.
В конце концов не выдержал и, поднявшись на второй этаж, приоткрыл дверь аудитории, где она занималась. Но в аудитории было темно: демонстрировался учебный фильм, и слышалось лишь жужжание аппарата
Дон спустился по лестнице, понурив голову вышел из здания, прошел через газоны, прямо по сырой траве, минуя аллейки, пересек улицу и зашел в лавчонку, о которой ему рассказывал Рив. Небольшая лавчонка, где продавались всякие необходимые студентам вещи — чернила, тетради, ручки, бумага, жевательная резинка, вымпелы и значки с изображением «Рысей», каскетки, кое-какой спортивный инвентарь, а заодно и кастеты, наручники, газовые пистолеты, старые неприличные журналы, учебные магнитофонные пленки. Такие лавчонки десятками лепились ко всем университетам и колледжам, ютясь на близлежащих улицах. Студенты охотно заходили сюда.
Кроме учебных пленок и чернил, посвященные могли приобрести здесь и кое-что, не выставленное ни на витринах, ни на прилавках. Ответы на экзаменационные вопросы (до экзаменов, разумеется), микрошпаргалки, всякие шуточки (вроде, например, металлической имитации чернильного пятна или резинового паука), чтоб пугать и разыгрывать преподавателей, бутылочки виски, выполненные в виде бутылок с молоком или чайных термосов, и особые, но в обычной упаковке сигареты.
Все это было так же доступно, так же легко купить, как и пачку тетрадей. Просто надо было знать заветное слово (которое, знал каждый второй студент). У лавчонок по вечерам прогуливались «пушеры»-толкачи. Под разными предлогами и детям они давали закурить. Спрашивали:
«Ну как?» Денег не брали. Если их прогоняли — не обижались.
Многие ребята бросали сигареты на землю. Но другие докуривали до конца и опыта не возобновляли. А иные возобновляли, приходили снова и уже сами тянулись за необычным куревом. «Пушеры» (отличные, добрые ребята) никому не отказывали. Лишь на третий, четвертый раз начинали требовать деньги.
И все больше школьников, студентов, все больше и больше юношей и девушек, любопытных, но безвольных, становились постоянными клиентами 'удаленьких лавчонок.
Дон зашел в одну, повертел головой — он был один. В столь ранний час сюда обычно никто не заглядывал. Дон приблизился к вопросительно уставившемуся на него продавцу и тихо сказал:
— Мне пачку конфет — полярных.
(Полярных, то есть белых, означало ЛСД — не совсем наркотик, конечно, но тоже сойдет.)
Продавец даже не вышел из комнаты. Он просто наклонился, достал пакет жевательной резинки и высыпал из него маленькие, похожие на жвачку таблетки. Дон расплатился и ушел.
Он засунул одну таблетку в рот и медленно направился по улице куда глаза глядят.
Свое действие «полярные конфеты» оказали очень скоро. Дон вдруг остановился, минуту постоял, а потом торопливо зашагал обратно к университету.
Весело напевая, Дон шел к новому зданию, где занималась Тер. Он даже преодолел некоторое расстояние вприпрыжку, имитируя дриблинг.
Однако, когда он добрался до места, а потом еще час прождал окончания уже новой лекции, на которой сидела Тер, действие «конфет» ослабело. Дон снова чувствовал неуверенность.
Опять ходил взад-вперед, не зная, куда деть руки, покусывая губы, уставившись в одну точку. Кончилось тем, что он проморгал Тер.