Заколдованный круг
Шрифт:
— Клянусь тебе, Дон, все было, как я сказал.
— Опять врешь!
— Да нет, правда же. Просто я не знаю, кто они и за что. Может, ты и прав: подослал хозяин курильни, на нее ведь был полицейский налет…
— Знаю, знаю, — проворчал Дон.
— Откуда? — удивился на этот раз Рив.
— Читай газеты. Словом, хозяин решил, что ты привел меня, человека ненадежного, подозрительного, и я выдал курильню полиции…
— Да что ты!
— И правильно решил. Я сообщил в полицию. Рив уставился на Дона, не в силах вымолвить слова.
— Представь, мы с Тер.
— Как ты мог!
— Так вот и смог. (Дон не очень был уверен в своей правоте и, как часто происходит в таких случаях, говорил особенно агрессивно.) Тебя же, дурака, выручал и твою Эруэль. Вот прикрыли курильню, некуда ей теперь ходить — может, курить перестанет.
— Эх, Дон, — Рив горько усмехнулся, — разве это ее остановит? Нет опиума, есть марихуана. Будет ее курить. Или героин нюхать, кокаин колоть. Мало ли что еще есть!.. Нет, ты не понимаешь! Если б ты попробовал хоть раз, то понял, что это такое.
— О господи, ну попробую, попробую! Но что толку? Я-то все равно не пойму, почему без этого нельзя обойтись. Мне-то раз плюнуть. Это она не может. Ладно, обещаю тебе одно: пойдем к ней опять — и поговорю.
— Спасибо, Дон, спасибо! Ты настоящий друг. Может, сегодня…
— Нет! Хватит мне ночных похождений. Сегодня я буду спать. Да и тебе не мешает.
— Да, да, тогда завтра, ладно? Я пойду. — Рив захромал к двери.
— Никуда ты не пойдешь. Сегодня, а если надо и завтра останешься у меня. Только позвони родителям, успокой. Они с ума сходят. Свинья ты все-таки, Рив. Они даже в полицию обращались…
— В полицию? — испуганно переспросил Рив.
— А что ж ты думаешь? Пропал, даже позвонить не удосужился.
— Сейчас позвоню, сейчас… — засуетился Рив. — Зачем же в полицию…
В тот вечер он остался ночевать у Дона, во сне стонал, вскрикивал, и Дон почти не спал.
На следующий день они отправились к Эруэль. Этот поход оказался еще более безрадостным.
Они долго ехали в дребезжащем вагоне надземной городской дороги, потом медленно тащились (Рив не мог быстро ходить) по окраинным улицам, пока не пришли в один из тех районов города, где трущобы настолько страшны, строения настолько дряхлы и непрочны, что угрожают обвалиться в любую минуту. Армии крыс полновластно хозяйничают в этих жутких городских заповедниках. Многие жильцы покинули свои ветхие жилища, и те стоят заброшенные, без света и воды, с выбитыми стеклами и распахнутыми дверьми. Только ветер гуляет по коридорам и пустым комнатам, гоняя бумагу, мусор, окурки.
Рив привел Дона в один из таких домов. По скользкой от нечистот лестнице, задыхаясь от зловония, они поднялись на пятый этаж, прошли по коридору и оказались в комнате, освещенной керосиновым фонарем. Окна были завешены армейскими одеялами, чтобы ветер не врывался через разбитые стекла.
На полу валялись матрацы, накрытые грязным бельем. Столами и стульями служили картонные ящики из-под макарон.
На одном из ящиков, съежившись, сидела Эруэль. Когда они проникли в комнату, она устремила на вошедших недовольный взгляд.
— Чего пришли? Принес?
— Принес, принес, — проворчал Рив, — а ты тоже не забывай уговора.
Она выглядела еще более жалкой, чем в курильне. На ее худые плечи был наброшен рваный, засаленный халат, ноги всунуты в мужские армейские сапоги на байке доброго сорок пятого размера. В комнате, несмотря на закрытые одеялами окна, дуло из всех щелей, газетная бумага, накрывавшая ящик-стол, слегка шевелилась.
— Давай! — обратилась она к Риву, закатывая рукав на невозможно худой руке.
— Слушай, Эруэль, он хочет поговорить с тобой. — Рив указал на Дона.
— Сначала коли. Потом хоть до утра будем говорить. Не беспокойся, не подведу.
Рив вынул из кармана шприц и сделал укол. Эруэль зажмурила глаза, глубоко вздохнула и откинулась к стене.
Дон как завороженный смотрел на это зрелище. Он не мог пошевельнуться. Эта старая девушка, этот шприц в руках Рива — нереальная картина, кадр из фильма ужасов.
Боже мой, неужели все это происходит наяву? И он, Дон, тоже сидит здесь и смотрит на все это, не говоря ни слова, вместо того чтобы встряхнуть как следует этих двоих.
И как тогда, в курильне, в нем на мгновение проснулось необъяснимое желание попробовать все это самому, узнать, ради чего идут на это люди, как могут они опускаться до уровня животных добровольно?
Когда Дон видел, что Рив делает укол и себе, он не мешал ему.
— Хочешь попробовать? Да не бойся… — сказал Рив. Дон небрежным жестом руки отмел предложение. Он повернулся к Эруэль.
— Зачем это? — задал он вопрос. — Что ты чувствуешь?
— Пока сам не попробуешь, — усмехнулась она, — все равно не поймешь. Смотри, что у меня здесь? Крысы, керосинка, тряпье, — она потрогала свое платье. — Скоро же я буду летать в небе. Стены здесь станут бриллиантовыми. И крысы — белыми конями. Понесут они меня и понесут… Мне будет весело…
— А потом?
— Потом будет плохо, ну и что? А так разве лучше? Мне всегда плохо. Хоть ненадолго сбежать туда!.. — Она неопределенно повертела в воздухе пальцем. — Пойдем со мной. Я прихвачу тебя туда… пойдем… вон какие кони… меня ждут… кони…
Взгляд ее стал пустым, зрачки сузились, на губах возникли пузырьки слюны. Эруэль медленно сползла с ящика и, скрючившись, улеглась на полу.
Дон повернулся в сторону Рива. И тот опустился теперь на пол, и хотя взгляд его еще хранил осмысленное выражение, но тоже помутнел. Он шептал:
— Вот видишь, ей там хорошо… Надо убедить ее, что плохо. Но ведь она не поверит, если знает, что тебя там не было с ней. Если же ты побываешь, то сможешь доказать — доказать ей… что там плохо, очень плохо… — Рив вздохнул и закрыл глаза.
Глядя на два распростертых перед ним жалких тела, на убогую обстановку комнаты, Дон испытывал одно чувство — тоску.
Возможно, эти двое и витали сейчас где-то в заоблачных высях на белых конях, но в действительности-то вот они перед ним, отвратительные, скрюченные, с пепельными лицами, закатившимися глазами, слюнявыми губами…