Закон Дарвина
Шрифт:
– …«Мудозвонное собрание», «кимвалы пустоголовые», «смрадь вавилонская»… Но особенно запомнилось мне окончание речи, ознаменованное блестящим эпитетом «офедроном ослиным рожденные».
Верещаев захохотал – искренне и громко. Щупак тоже смеялся. Экс-священник снова вздохнул и, подняв голову, пояснил:
– Зол был и пламенем пыхал… А кто их, между прочим, – перешел он на нормальную речь, – заставлял закрывать церковный приют? Мол, «мракобесное и ортодоксальное воспитание, не соответствующее
– Еще бы ему не помнить, ты ж его два года назад оттуда кадилом изгонял, – усмехнулся Щупак.
Верещаев отрывисто и серьезно спросил:
– Дети где?
– Далеко, – вздохнул священник, – однако не в тех местах, куда их эти паскудцы отправить хотели, – и неожиданно подмигнул Верещаеву, но тут же перекрестился и потупил глаза.
– А самое главное, – продолжал Щупак, – что на следующий день Жорка, чтобы доказать бессилие расстрижения, публично проклял новенький гей-клуб на набережной. А ночью клуб чего-то сгорел…
– Ай-ай, как же вы так? – осуждающе покачал головой Верещаев, пристально глядя на священника. – Может, вы и в непогрешимость ООН не веруете?
– Не верую, – сокрушенно вздохнул тот. Верещаев уточнил:
– А вот… перевалочную базу, например, проклясть не пытались?
Священник посмотрел в глаза писателю.
– Да пока нет… – медленно начал он. – Вот сил у Господа намолю – глядишь, и прокляну…
– Ну, тогда плесни-ка мне кофейку, атаман, – обратился Верещаев к Щупаку, садясь в кресло. – Говорить будем.
– «…и учредить компанию по борьбе с грызунами, именуемую ниже РосДератизация». – Шукаев поставил свою подпись. Ярцевский благосклонно наблюдал за процессом из кресла. Когда мэр отложил ручку, бывший адвокат спросил с искренним интересом:
– А вам не страшно, Василий Григорьевич? Прослушки тут нет, так вот прямо и скажите – не страшно?
– А вам? – угрюмо посопев, поинтересовался мэр.
– Мне? – Ярцевский покачал головой. – Нет. Я несколько выше этого примитивного чувства.
– А мне страшно, – честно признался мэр. – Но если уж по-другому, то тоскливо. Так, что в петлю. Лучше пусть страшно. Чем, как три дня назад, когда я подписал… мемориал наш – на ремонт, значит. Проще – под снос… – Он вздохнул: – Простится ли?
– Нет, – покачал головой Ярцевский и стал серьезен, поднялся. – Никому из нас не простится, Василий Григорьевич. И не прощения надо искать, а искупления добиваться. Всего хорошего. Значит, встречаемся, как договорились, а офис… офис я найду, дело привычное.
Мэр задумчиво кивнул и проводил взглядом вышедшего Ярцевского. На секунду Шукаева вдруг охватил настоящий
Он перевел дух. Лицо пожилого чиновника вновь сделалось угрюмо-упрямым.
Нет. Он не жалел о своей подписи и своих словах. Он – Васька Шукаев, и пусть он так и останется им – Васькой Шукаевым, а не разжиревшим «старостой» на побегушках у ооновской сволочи.
«И еще поглядим – кто кого», – вдруг ясно и отчетливо подумал мэр.
Ярослав Найменов. Казахстан
– Давай работай, негр! Солнце еще высоко!
– Сам ты негр! И это не солнце, а луна. Тем более ущербная.
– А тебе не все равно?
– Все равно.
– Значит, работаем!
Прекрасный сумрак, стоящий в забитом коробками бомбоубежище, нарушал наш тихий с Владом разговор, который мы вели, перетаскивая коробки с тушенкой. Это была уже четвертая загрузка за полтора часа – вдвоем работа спорилась.
Честно говоря, Влад пошел со мной не только из дружеских отношений (хотя большей частью из-за них). Узнав, что я хочу обнести склад, сначала он расхохотался. Но когда я привел его в школу и разъяснил суть дела буквально на пальцах, Влад сразу же согласился помочь. Хотя бы потому, что он рассчитывал забрать оттуда пару ящиков пива. И еще что-то, я не запоминал.
Тушенка уже почти закончилась – я тащил последний ящик. Соль, спички и прочее я перетащил вместе с тушенкой. Больше ничего из склада я решил не брать. Во всем надо знать меру.
И как это ни странно, – «сникерсы». Да-да, те самые батончики шоколада. Несмотря на всю кажущуюся глупость, «Сникерс» – это достаточно питательная штука. К примеру, гораздо позже, спустя много лет после этого события, я выпью пива с человеком, который сбежал из переправочного лагеря и, проведя три недели с лишком в пустыне (дело было в Ираке), выжил лишь благодаря нескольким «сникерсам», отобранным у жиртреста-охранника.
А сейчас я нагружал садовую тачку коробками с тушенкой.
– Яр, а на хрена тебе столько консервов? – Влад тяжело сел на холодную ступеньку крыльца и положил на колени воздушку, которой я его… пусть будет «вооружил».
В коробке тихо сталкивались боками полные банки.
Я положил ее на несколько таких же.
– Последняя! – Тушенка действительно кончилась.
– И все?
– Ну пока да. А далее будет видно. А ты только пиво заберешь?
– А что еще? Мне больше ничего не надо… батя вон давно запасся харчами. Картошка, соленья, варенья….