Закон Дарвина
Шрифт:
– Андрюша, за что они тебя?!
– Не знаю! – брызнув слезами и яростью, крикнул мальчишка, выкручиваясь из рук солдат и тормозя пятками. – Я не знаю! Они дверь вышибли! Мама там… в квартире, без сознания! Помогите! Помогите, люди, помогите!
– Эй вы! – вдруг послышался резкий окрик. – Оставьте пацана! Живо!
От грибка, под которым сидели несколько картежников, шел грузный бородатый мужик в майке, шортах и шлепках. Он раздвинул толпу, помог подняться старику, который – ого! – не потерял сознания и теперь унимал кровь из рассеченной щеки, и подошел к остановившимся
– Пацана оставьте, козлы, – ровно произнес он.
Солдаты переглянулись. Один из них – здоровенный негр – отпустил ногу мальчишки и толкнул мужика в грудь стволом винтовки.
– Отвали, – сказал он выученное по-русски слово.
Мужик взялся за ствол винтовки и согнул его плавным движением. Потом положил руку на плечо чернокожего гиганта – и тот перекосился на сторону с возмущенным воплем, перешедшим в писк.
– Я тебе чего сказал, еб…о твое гуталинное? – спросил мужик спокойно.
И тут же второй солдат, отпустив упавшего мальчишку, коротко и точно ударил мужика в горло примкнутым штыком.
– Ыхххх… – сказал мужик, хватаясь за винтовку. Задумчиво придвинул к себе ошарашенного солдата, подмял его, повалил, упал сверху. Дернулся несколько раз на неподвижном американце.
И затих…
…Толпа придвинулась молча, и это обмануло конвой. Американцы запереглядывались. Потом рослый сержант лениво подошел от «Хаммера», поднял ствол винтовки и громко, повелительно сказал по-русски:
– Назач, скоти.
И выстрелил короткой очередью в воздух.
И тогда толпа придвинулась еще ближе…
…Майор Роскилл был два восьмимесячных срока в Ираке и один четырехмесячный – в Афганистане, занимался охраной миссий в Либерии и Эфиопии. Россия на фоне тех диких мест показалась ему тихой и пришибленной, русские – глуповатыми и покорными, сама миссия – приятным и хорошо оплачиваемым отдыхом.
Но сейчас он стоял посреди двора, слышал, как перекликаются и недоуменно ругаются его солдаты, и не знал, что сказать и что подумать…
…Из шестнадцати человек конвоя уцелел только один – молодой парень, который вовремя успел – от страха – бросить винтовку и заскочить в какой-то полуподвал. Сейчас его – трясущегося, с выпученными глазами, полуседого и практически невменяемого – оттуда как раз вытащили и подвели к Роскиллу. Но майор с ходу понял, что тут можно ничего не спрашивать… Да и не нужно тут было ничего спрашивать.
Два грузовика и «Хаммер», опрокинутые и пустые, все еще горели у вьезда во двор. В люке «Хаммера» торчал обгорелый скелет в расплавленном шлеме, сросшийся с пулеметом.
Опознать удалось двоих из конвоя. Голова сержанта Спаркса – с вырванными глазами, забитыми песком, – торчала на арматурном пруте над детской площадкой (тело обнаружить не удалось). Рядовой Маковски – с топором, торчащим в спине, – лежал возле мусорных ящиков. Отрубленные руки рядового валялись тут же.
Остальные… нет, остальное – было неопознаваемо. Часть тел, порванных в клочья, была перемешана с землей, размазана по асфальту. Два – раздернутые пополам – покачивались жуткими украшениями на склоненных над подъездной дорогой тополях, привязанные за ноги.
Курдов из ооновской миссии нашли в подвале. Их – и живых, и забитых до смерти – запихали туда, а потом кто-то подогнал к окошку «Газель» и просунул внутрь выхлопную трубу. «Газель» все еще стояла на этом месте…
– Как же так? – взвинченно спросил кто-то. – Они же просто стадо… Этого не может быть! Господин майор! – Молодой солдат подбежал к командиру, забыв о субординации, губы солдата тряслись. – Что это, кто это сделал?! Это же не люди сделали!
Роскилл не отвечал. Ему вспомнились слова, сказанные кем-то из офицеров штаба дивизии перед отправкой в Россию, – сказанные неожиданно, на прощальной вечеринке вразрез общему настроению: «Не обольщайтесь. Русские могут быть очень жестоки и коварны. Так, как даже не снилось мусульманам…»
Тогда Роскилл не поверил в это.
А сейчас не верил своим глазам.
– Вывести всех из домов! – крикнул майор, приходя в себя. – Выводите все…
Солдат, начавший при уверенных громких словах команды приходить в себя, увидел, как голова майора под шлемом лопнула, словно арбуз, по которому ударили молотком. Секунду солдат молчал. Потом закричал истошно, но его крика уже никто не услышал…
…На втором этаже главного корпуса девяностолетний сухонький старик – дед Илья, охотник с восьмидесятилетним стажем, – удовлетворенно хмыкнул и вогнал в освободившийся левый ствол старой ухоженной «тулки»-«бэшки» 16-го калибра «смычку» – патрон-самокрут с составной пулей: тремя «тандемом» соединенными шпилькой 12-миллиметровыми картечинами – точно такая только что разнесла голову офицеру, попав между глаз. И снова аккуратно приложился к четырехкратной оптике, выбирая себе новую цель.
– Етить тебе в дышло, – азартно пошевелил он желтыми от вечного курева усами, плавно нажимая спуск…
…Стреляли изо всех корпусов – не меньше тридцати стволов, охотничьих ружей и трофейных «М16», среди которых выделялся деловитый гортанный голос старого «MG42». Укрыться во дворе было просто некуда. После первых же десяти секунд шквального огня уцелевшие солдаты бросились к стоявшим на подъездной аллее машинам. Но из дренажной канавы тут и там начали, как чертики из шкатулки, подниматься фигуры ужами подползших пацанов, швырявших в машины фыркающие самодельными запалами бутылки со смесью бензина и сахара. Бросок – и исчезновение, а в следующий миг другая фигура поднималась в другом месте.
Через двадцать секунд горели все машины. Кто-то стонал и охал, кто-то звал на помощь. Вдоль аллеи ползал, собирая кишками пыль, воющий гранатометчик.
Во дворе начали появляться люди. Мальчишеский голос прокричал:
– Дядь Игорь! Тут один в люк заполз! Вон он!
– Иду, Сашок, иду, – отзвался неспешно мужской.
К гранатометчику подошел молодой парень со штыковой лопатой. Примерился.
– А!!! – оборвался последний вопль.
Хрустнули позвонки. Отложив лопату, парень присел и начал потрошить разгрузку обезглавленного, отпихивая ногой скользящие петли кишок…