Закон и женщина
Шрифт:
Если бы я уехала из испанской гостиницы в собственном экипаже, остальные главы моего рассказа не были бы написаны. Не прошло бы и часа, как я приказала бы кучеру вернуться назад.
Я была тверда, когда не обратила внимания на сомнения и предостережения мистера Плеймора. Я была тверда, когда устояла против просьб и убеждений моей свекрови. Я была тверда, когда взяла место в дилижансе, отправлявшемся во Францию. Но минут десять спустя после того, как мы отъехали от гостиницы, мое мужество начало колебаться, еще немного позже оно совсем покинуло меня, и я сказала себе: «Несчастная, ты решилась бросить мужа!» В продолжение нескольких часов после этого я охотно остановила бы экипаж, если бы могла. Я ненавидела кондуктора, добрейшего человека, я ненавидела испанских пони, которые бодро везли меня вперед, позванивая колокольчиками, я ненавидела светлый день, придававший радостный вид всему, что окружало меня, я ненавидела
Потом я раскаялась в этом. Жалкое создание!
Время считается самым могущественным утешителем. Мне кажется, что заслуги времени в этом отношении преувеличиваются. Расстояние производит такое же благодетельное действие гораздо быстрее и гораздо прочнее. На железной дороге в Париж я уже была в силах взглянуть на свое положение рассудительнее. Я вспомнила, что муж мой после первого удивления и первой радости мог не оправдать надежд своей матери. Я знала, что поступала неосторожно, отправляясь опять к Декстеру. Но, с другой стороны, разве осторожно было бы вернуться без приглашения к мужу, после того как он объявил мне, что супружеское счастье для нас невозможно, что мы не можем жить вместе? Притом я еще имела надежду, что будущее оправдает меня не только в моем собственном мнении, но и во мнении мужа, что он когда-нибудь скажет: она была слишком любопытна, она открыла тайну, до которой ей не было никакого дела, она упорствовала в своем решении и не хотела слушаться благоразумных людей, но в конце концов она оказалась правой.
Я осталась в Париже на один день и написала три письма.
Одно Бенджамену, чтобы предупредить его, что я приеду на следующий день вечером. Другое мистеру Плеймору, с уведомлением, что я решила сделать последнее усилие для разъяснения тайны преступления в Гленинге. Третье (очень короткое) Юстасу. Я призналась ему, что помогала ухаживать за ним во время опасного периода его болезни, призналась также и в причине, заставившей меня покинуть его, и просила его не осуждать меня, пока время не покажет, что, покидая его, я любила его более, чем когда-либо. Это письмо я адресовала на имя миссис Макаллан, прося ее передать его сыну, когда она сочтет это удобным. Вместе с тем я решительно запрещала ей говорить Юстасу о новой связи между нами. Хотя он покинул меня, но я хотела, чтобы он узнал это не иначе как от меня самой. Не спрашивайте почему. Есть некоторые обстоятельства, о которых я не хочу говорить.
Отправив письма, я исполнила свой долг и приготовилась сделать последний ход в моей игре.
Глава XXXIX
НА ПУТИ К ДЕКСТЕРУ
— Честное слово, Валерия, я думаю, что безумие этого чудовища заразительно и что вы заразились им.
Таково было мнение Бенджамена, когда я рассказала ему по возвращении о моем намерении отправиться опять к Декстеру. Решившись настоять на своем во что бы то ни стало, я заставила себя прибегнуть к помощи кротких увещеваний. Я попросила моего доброго старого друга быть снисходительнее ко мне.
— Мне крайне необходимо повидаться с Декстером.
Эти слова только подлили масла в огонь.
— Крайне необходимо повидаться с человеком, который так дерзко оскорбил вас в этом самом доме, — воскликнул Бенджамен презрительно.
Сознаюсь, что это было дурно с моей стороны, но добродетельное негодование Бенджамена было так добродетельно, что пробудило во мне яростный дух противоречия. Я не могла удержаться от искушения подразнить его.
— Тише, мой добрый друг, тише. Мы должны смотреть снисходительнее на человека, страдающего такими недугами, как Декстер, и живущего такой жизнью, как он. Наша скромность не должна заходить за границы благоразумия. Я начинаю думать, что я сама тогда сгоряча придала его поступку слишком большое значение. Женщина, уважающая себя и отдавшая все свое сердце мужу, может не считать себя жестоко оскорбленной тем, что несчастный, калека обнял ее талию. Добродетельное негодование иногда очень дешевое негодование. Притом я уже простила его. Почему же и вам не простить его? Он не забудется в вашем присутствии. Дом
Вместо того чтобы принять это учтивое приглашение, мой почтенный друг накинулся на новые идеи, как бык на красное сукно.
— Новые идеи! Как не принять новых идей, Валерия! Старая нравственность была ложной нравственностью, старые понятия отжили свой век. Последуем за своим временем. В наше время все нипочем. Жена в Англии, муж в Испании. Обвенчаны они или нет, живут они вместе или нет — по новым понятиям это все равно. Я отправлюсь с вами, Валерия, я буду достоин поколения, с которым живу. Покончив с Декстером, мы не остановимся на половине дороги. Мы начнем ходить на лекции, мы познакомимся с новоиспеченной наукой, мы послушаем новейшего из новых профессоров, того, который был свидетелем мироздания и знает до малейших подробностей, как был сотворен мир и за сколько времени. О, новые идеи, новые идеи! Какие утешительные, возвышающие душу открытия подарены новыми идеями. Мы все были обезьянами, прежде чем сделались людьми, и молекулами, прежде чем сделались обезьянами. Все это нипочем для нового времени. И кто теперь останавливается пред чем бы то ни было? Я последую за вами, Валерия, я готов. Чем скорее, тем лучше. Отправимся к Декстеру!
— Я очень рада, что вы согласны со мной, но зачем же торопиться? Мы отправимся к Декстеру завтра в три часа. Я сейчас напишу ему, чтобы он ждал нас. Куда вы?
— Я иду очистить мысли, — ответил он угрюмо. — Я иду читать в библиотеку.
— Что вы будете читать?
— Прочту «Кота в сапогах» и еще что-нибудь, что не имеет ничего общего с нашим временем.
С этим прощальным выпадом против нового времени мой друг ушел от меня.
Написав и отослав письмо, я задумалась о том, в каком состоянии здоровья найду я Декстера. Не может ли кто из домашних сообщить мне что-нибудь о нем? Обратиться с этим вопросом к Бенджамену значило вызвать новую вспышку. Пока я раздумывала, в комнату вошла экономка по какому-то хозяйственному делу. Я спросила ее наудачу, не слыхала ли она без меня о странном человеке без ног, который однажды так напугал ее.
Экономка покачала головой с таким видом, как будто самый разговор о нем казался ей непристойным.
— Около недели спустя после вашего отъезда, сударыня, — сказала она с необычайной строгостью в голосе и тщательно выбирая слова, — особа, о которой вы говорите, имела дерзость прислать вам письмо. Посланному было сказано, по приказанию мистера Бенджамена, что вы уехали за границу и что он может убираться со своим письмом куда хочет. Несколько дней спустя, когда я пила чай у экономки миссис Макаллан, мне пришлось опять услышать о нем. Он заезжал в дом миссис Макаллан, чтобы узнать о вас. Непостижимое дело, как он держится без ног в своем кабриолете! Но не в этом дело. Без ног он или с ногами, но экономка видела его и говорит, как и я, что не забудет его до смертного часа. Она сказала ему, что мистер Юстас заболел за границей и что вы отправились ухаживать за ним. Он уехал, по словам экономки, со слезами на глазах и с проклятьями на устах. Это все, что я знаю об этой особе, сударыня. И извините, если я осмелюсь прибавить, что этот разговор чрезвычайно неприятен для меня.
Она сделала формальный книксен и вышла из комнаты.
Оставшись одна, я начала думать с большим беспокойством, чем прежде, об испытании, предстоявшем мне на другой день. Судя по тому, что я сейчас услышала, Декстер переносил мое отсутствие не очень терпеливо и мало было надежды, что состояние его нервной системы улучшилось.
На следующее утро я получила ответ мистера Плеймора на мое письмо из Парижа.
Он ответил очень кратко, не одобряя и не порицая моего решения, но настоятельно советуя мне взять с собой компетентного свидетеля. Самая интересная часть письма была в конце.
«Вы должны быть готовы найти в Декстере перемену к худшему. Один из моих друзей виделся с ним несколько дней тому назад по делу и был поражен происшедшей в нем переменой. Ваше присутствие, конечно, повлияет на него так или иначе. Я не могу дать вам никаких инструкций касательно обращения с ним, вы должны будете применяться к обстоятельствам. Ваш собственный такт покажет вам, следует ли поощрять его говорить о покойной миссис Макаллан или нет. Но все шансы, что он как-нибудь выдаст себя, связаны, как мне кажется, с разговором о ней. Постарайтесь завязать его, если будет возможно».