Закон и женщина
Шрифт:
— Бросьте веревки! — крикнула я с негодованием. — Освободите ее, мистер Декстер, или я уйду от вас.
Услышав мой голос, он приветствовал меня радостным криком. Глаза его впились в меня с жадным восторгом.
— Войдите, войдите! — воскликнул он. — Взгляните, чем я развлекаюсь, мучительно ожидая вашего прибытия. Взгляните, как я убиваю время в разлуке с вами. Войдите. Сегодня от нетерпения увидеть вас поскорее, миссис Валерия, я в злобном расположении духа, мне нужно дразнить кого-нибудь. Я дразню Ариэль. Взгляните на нее. Она еще ничего не ела сегодня, и ей никак
— У Ариэль нет нервов, — повторила несчастная девушка, сердясь на меня за мое вмешательство. — Я не чувствую боли.
Я услышала за собой взмах палки Бенджамена.
— Бросьте веревки, — крикнула я решительно. — Бросьте, или я уйду от вас сейчас же.
Деликатные нервы Мизериуса Декстера были потрясены моей резкостью.
— Какой сильный голос, — воскликнул он, бросив веревки. — Возьми пироги, — обратился он повелительно к Ариэль.
Она прошла мимо меня с блюдом в руках, с тянувшимися за ней веревками и бросила на меня вызывающий взгляд.
— У меня нет нервов, — повторила она гордо. — Я не чувствую боли.
— Вы видите, — сказал Декстер, — никакой беды не случилось, я бросил веревки, лишь только вы приказали. Не начинайте ссорой нашу встречу после такого долгого отсутствия.
Он замолчал. Он только теперь увидел Бенджамена, стоявшего молча в дверях.
— Кто это? — спросил он подозрительно и подкатил свое кресло ближе к двери. — А, знаю! Это добродушный джентльмен, помню, я назвал его убежищем страждущих, когда увидел его в первый раз. Вы изменились к худшему с тех пор, сэр. Вы теперь совсем не то, чем были прежде, сэр, теперь вы олицетворяете собой карающее правосудие. Это ваш новый покровитель, миссис Валерия?
Он низко поклонился Бенджамену и продолжал со злобной иронией:
— Ваш покорнейший слуга, карающее правосудие. Я заслужил вас и покоряюсь вам. Я постараюсь, чтобы ваша новая должность была только синекурой. Эта женщина — свет моей жизни. Попробуйте уличить-меня в недостатке почтения к ней.
Он повернулся спиной к Бенджамену, слушавшему его с презрительным молчанием, и подъехал ко мне.
— Вашу руку, свет моей жизни, — прошептал он самым нежным тоном. — Один раз, — попросил он шепотом, — один только раз.
Он почтительно поцеловал мою руку и выпустил ее с тяжелым вздохом.
— Бедный Декстер, — сказал он со всей искренностью своего эгоизма. — Горячее сердце, пропадающее в одиночестве, униженное уродством. Грустно, грустно! Бедный Декстер! Прекрасный день, сэр, — обратился он внезапно к Бенджамену насмешливо-учтивым тоном. — Погода начинает поправляться после столь продолжительных дождей. Войдите. Чем прикажете вас угощать? Не хотите ли сесть? Карающее правосудие, когда оно не выше вас, лучше смотрится в кресле.
— А обезьяна лучше смотрится в клетке, — возразил Бенджамен, рассерженный издевательским намеком на его низкий рост.
Возражение не произвело никакого действия на Мизериуса Декстера, он, по-видимому, даже не слыхал его. В нем произошла уже новая перемена, он был теперь задумчив и кроток, глаза его
Я была удивлена и испугана, заметив, как он изменился к худшему с тех пор, как я видела его в последний раз. Мягкость его глаз исчезла. Они были теперь испещрены кровавыми жилками и смотрели жалобно и рассеянно. Его когда-то крепкие руки похудели и дрожали. Бледность его лица, может быть, несколько преувеличенная черным бархатным сюртуком, имела какой-то темный, болезненный оттенок. Многочисленные мелкие морщинки около углов его глаз обозначились яснее. Голова его клонилась вниз. Казалось, что не месяцы, а годы прошли с тех пор, как я не видела его. Вспомнив отчет о его здоровье, прочитанный мной у мистера Плеймора, вспомнив утверждение доктора, что состояние его здоровья зависит от состояния его нервной системы, я подумала, что поступила благоразумно, ускорив свое возвращение в Англию. Зная то, что я знала, я решила, что конец его близок. Когда глаза наши встретились, я смотрела на него как на обреченного человека и жалела его.
Да, я жалела его. Я знала, что сожаление было несовместимо с целью, для которой я приехала к нему. Я знала, что он жесток, не сомневалась, что он бесчестен. Я должна была проверить подозрение мистера Плеймора, считавшего его виновником смерти первой жены моего мужа. И, несмотря на все это, я жалела его. Что это — слабость, которая таится в каждом из нас, побуждающая нас жалеть порочных, устремляться толпой в залы суда на уголовные процессы, когда мы жмем при прощании руку самому гнусному из злодеев? Не берусь ответить на эти вопросы. Знаю только, что я жалела Мизериуса Декстера и что он заметил это.
— Благодарю вас, — сказал он внезапно. — Вы видите, что я болен, и жалеете меня. Милая, добрая Валерия!
— Имя этой молодой особы миссис Макаллан, — заметил Бенджамен строгим тоном. — Прошу вас не называть ее Валерией.
Замечание его осталось незамеченным. Декстер, по-видимому, совсем забыл о его присутствии.
— Вы очаровали меня своим видом, — сказал он. — Довершите мое наслаждение, дайте мне послушать ваш голос. Говорите мне о себе. Расскажите, что вы делали с тех пор, как уехали из Англии.
Мне необходимо было завязать как-нибудь разговор, и я решила воспользоваться представившимся случаем. Я рассказала ему откровенно, как я провела время в Испании.
— Так вы все еще любите Юстаса? — спросил он с горечью.
— Больше, чем когда-либо.
Он закрыл лицо руками. Помолчав немного, он спросил меня глухим голосом, не отнимая рук от лица.
— Вы покинули Юстаса в Испании и приехали в Англию одна? Что побудило вас к этому?
— То же самое, что побудило меня приехать к вам в первый раз и просить вашей помощи, мистер Декстер.