Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
А черные каналы к груде мертвых огриллонов утолщались. Самые черные и мощные каналы связывали его с ними.
И с Поборницей.
И всё не имело смысла, разве если записать увиденное и холодно обдумать на досуге. Но и это не поможет. Чем дольше он смотрел, тем меньше было смысла.
Вспомнилась строка из книги в коллекции отца: если исключить невозможное, то, что останется - даже недоказуемое - и есть истина. Но в Доме невозможное - скользкая идейка.
Он раздраженно мотнул головой. "Никогда мне не стать Великим Детективом, чтоб его".
Не
Когда он обернулся к той, о ком подумал, она уже смотрела на него.
Даже с двадцати ярдов эгейский сумрак глаз заставил его затаить дыхание.
Она отложила кирасу и наплечники. С равнодушной решительностью встала, повернулась спиной, снимая латную юбку и сабатоны. Нагнулась, избавляясь от стали, и он понял, что смотрит в задницу, способную щелкать орехи.
Вспомнив Мараду в потайной комнате, столько лет назад. Вспомнив, что ни один из законов Хрила не требует от рыцаря хранить целомудрие. Вспомнив белую выпуклость груди с розовыми метками свежих шрамов...
Он завернул колбасу в бумагу и сунул в карман, расправил плечи и пошел к ней. Едва ступил рядом с лежащими трупами, на плечо упала крепкая рука в латной перчатке.
– Прощу прощения, йомен.
Вежливый тон. Уважительный. Полный авторитетности.
– Вы должны покинуть это место. Ради вашей же безопасности.
Она стянула стальные поножи, стражник собирал доспех воедино на подставке. Поборница уже уходила.
– Леди Хлейлок!
– крикнул он. Если она и услышала, не подала вида. Он не винил ее: оказаться с ним рядом на публике - это наверняка входило в список "ни Боже мой". А признание знакомства, черт возьми, было в списке на первом месте.
– Йомен.
– Рука на плече стала тяжелее.
– Займитесь своим делом. Вам надлежит покинуть площадь.
Он мог бы попросить ее вернуться. Мог бы. Мог бы пасть на колено и молить о снисхождении. А потом расправить крылья и взлететь над площадью, испуская ангельскую пыль из зада.
– Йомен, вынужден настаивать.
Он мог бы сделать карьеру искателя проблем. У него же дар, инстинкт. Если не находит проблему, создает сам. Еще один дар. Но это было давным-давно; и годами не объяснить разницу между тем актером и человеком, которым он стал. Вот что он твердил себе. Но иногда забывал, каким стал старым. Забывал, сколько несет шрамов.
Иногда он попросту уставал быть взрослым.
Он взглянул на руку: большая рука, сильная, в перчатке забойщика - перекрывающиеся стальные кольца.
– Люди касаются моего тела, - произнес он, - только с позволения.
– Извините?
– Не люблю чужих рук на плече. Прошу, держите ее при себе.
– Йомен...
– Я сказал "прошу". Повторять не стану.
Рука сжала пальцы и развернула его.
– Йомен, Закон требует от меня разъяснить вам, чтоооёй...
Превращение слов в животное кряхтение, полное неожиданной боли, совпало с проведенным без лишней спешки болевым приемом, от чего боец застыл; пальцы
А запястье не издало резкий щелчок.
Он выгнул запястье сильнее, вызвав сдавленный стон и заставив стражника пасть на колено.
– Тебе чужая рука тоже не нравится, а?
– Такое оскорбление, - сказал стражник тонким от злости голосом, глаза устремлены на мостовую в пяди от носа, - будет смыто кровью.
– Уверен? Никто серьезно не пострадал. Что может измениться.
– По правому закону Хрила Владыки Битв...
– Он словно жевал кирпичи.
– Требую, чтобы вы Вооружились и встретили меня на поле...
– Может, потом, когда исцелишь руку.
– Он повернулся, изгибая запястье, пока хруст не стал влажным треском.
– Ты! Стой!
– Стража сбегалась к нему со всей площади. Поборница, видел он, обернулась. Ближайший стражник поднял ружье, нацелился.
– Отпусти руку хриллианца!
– Если хотите, чтобы отпустил, дайте нож.
– Отпусти его и отойди.
– Палец хриллианца двинулся к спусковому крючку.
– Давай. Или я застрелю тебя.
– Мы тут спорим. И всё.
– Он сместил захват на руке стражника, положив ладонь на растянутый локоть, угрожая одним движением сломать и там.
– Думал, как хорошо будет потискать меня. Я объяснил, что нет.
Пот боли капал с кончика носа стражника. Он сказал сквозь стиснутые зубы: - Этот йомен напал на меня без предупреждения или Вызова. Сломал запястье.
– Просто шалость. Сосунок.
Дуло ружья вошло в фокус: нацелено прямо в нос.
– Нападение на слугу Хрила без предупреждения - серьезный проступок.
Он пожал плечами.
– Это и есть предупреждение.
Поборница прошла между ними и положила руку на ружье, деликатно отводя его.
– Отпустите его, йомен.
– Просите вежливо.
– Йомен, я...
– Знаю, кто вы. И я не йомен. Я фримен.
– Вы анханец. Доминик Шейд, не так ли?
– Она подняла голову, лицо прояснилось, будто имя объяснило многое. Может, и так. Он готов был начислить ей дополнительные очки за стиль.
– Ну, прошу, фримен. Отпустите этого человека.
– Конечно.
– Он похлопал отечески похлопал стражника по плечу.
– Больше не будем глупить, ха?
Боец выпрямился, бережно держа запястье. Казалось, лицо высечено изо льда.
– Я получу удовлетворение на поле чести.
– Чести. Ага, угу. Конечно.
Мелкие вороньи лапки истоптали безупречную кожу у глаз Поборницы.
– Чем вы здесь заняты, фримен?
– Хочу перемолвиться с вами словом, леди Хлейлок. Всего лишь.
Она чуть повернула голову к горящему холодной яростью бойцу.
– Вы сделали это... чтобы привлечь внимание?
Он пожал плечами.
Хриллианец рядом с ней дернул ружьем.
– Преклони колено.
– Хм?
– Встань на колено, когда говоришь с Поборником.
– В тоне его звучало: иначе изобью.