Закон популярности
Шрифт:
Историк тяжело вздохнул и уронил голову на сложенные руки.
– А знаете, пока все в порядке. – Ольга Владимировна повернулась к классу, словно хотела убедиться, об одних и тех же людях они говорят или о разных.
– Психология за нас! – поднял вверх кулак Васильев и снова бухнулся на свое место. – А если кому-то нужен мой дневник, то я принесу. Чего я буду сейчас, во время уроков, бегать? – и еле слышно добавил: – Я его дома оставил.
Первым фыркнул Волков, за ним тоненько заржал Голодько, старательно затыкая рот рукой, чтобы было не очень слышно. А потом уже взорвался весь класс.
– Сергей Герасимович! Начинайте урок, – бросилась к двери Алевтина Петровна. – А на большой перемене не расходиться! У вас будет общеклассное собрание.
– Ой, Ольга Владимировна, – ахнула сердобольная Смолова. – Что теперь с вами будет?
– За родителями пошлют, – фыркнул с последней парты Волков. – И дневник математику придется отнести.
Девятиклассники захохотали, но Златогорова не стала поддерживать их веселого настроения. Она оглядела класс, задержалась взглядом на Лизе, с недовольной миной изучающей кривую ухмылку на лице Васильева, и вдруг подошла к ней.
– Сергей Герасимович, – не глядя на историка, спросила она. – Я заберу у вас… Как тебя зовут? – склонилась она к Курбаленко.
– Лиза, – испуганно прошептала Курбаленко, приподнимаясь. – А может, вам Маканина нужна? Она у нас псих.
Класс принялся ржать по второму кругу, но Ольга Владимировна даже бровью не повела.
– Нет, именно ты, – мягко улыбнулась психологиня. – Мне понадобится твоя помощь.
– А что надо делать? – встала Лиза, еще не зная, как оценивать слова взрослого – как наказание или как поощрение.
– Пойдем, я все объясню, – протянула ей руку Ольга Владимировна.
Они уже почти дошли до двери, когда Златогорова неожиданно остановилась, заставив Лизу, как Пятачок на Винни-Пуха, налететь на нее сзади.
– Кстати, – оглянулась она на класс. – Никто не брал у меня из кабинета ваш опросник? Отчет я, конечно, уже написала, но сами бумажки могут пригодиться.
– Так они ж того… – начал несообразительный Когтев и запнулся.
– Ой, а что же там горело? – прошептала эмоциональная Смолова, хватаясь за щеку.
– Ага… Ну, понятно, – кивнула психологиня и шагнула за порог.
Девятый класс переглянулся.
– Пишем тему урока, – напомнил о себе историк. – Открыли тетради!
Глава седьмая
Прогулка по эшафоту
Жизнь так хороша, что не хочется портить ее своим отсутствием.
Курбаленко вернулась в класс под конец урока. Лицо у нее лучилось довольством, словно Ольга Владимировна за дверью поила ее чаем с тортами и пирожными. Победным взглядом она оглядела одноклассников и остановилась на Васильеве, как бы говоря: «Теперь-то ты попался и никуда не денешься!» Потом она долго строчила что-то на листочке, вычеркивала, вписывала, продолжая загадочно сверкать глазами в адрес Андрюхи. После долгого колебания она отправила результат эпистолярного жанра на заднюю парту, где сидела Олеся Маканина, и немного успокоилась.
Васильеву было плевать на все взгляды, вместе взятые. Он сидел, зло постукивая мыском ботинка по своему рюкзаку и вполуха слушая рассказ историка о тяжелом положении на фронтах Второй мировой войны. У него была своя война, и положение у него было не лучше, чем у Красной армии осенью 1942 года.
Отзвенел звонок, но никто не сдвинулся с места, вопросительно поглядывая друг на друга.
– Сидите, ждите завуча, – пожал плечами Сергей Герасимович, сворачивая карту, испещренную синими и красными стрелочками – хроника боев 1942 года под Сталинградом. – Я бы на вашем месте не стал упираться. Зачем вам неприятности?
– Да сделаем мы все, – заерзала на своем месте Курбаленко. Было видно, что Ольга Владимировна ей что-то такое сказала, отчего она в собственных глазах приобрела невероятную значимость. – И ничего не будет.
– Ну-ну, – Сергей Герасимович не разделял жизнерадостных взглядов на жизнь своих учеников, поэтому предпочел заняться заполнением журнала.
За дверью шумели голоса. Пару раз в класс заглядывали.
Прошло пять минут. Завуч не появлялась. Историк заполнил журнал и огляделся.
– Цымлин, – позвал он. – Сходи на третий этаж, спроси у Юрия Леонидовича, подойдет он к вам или нет.
Прежде чем встать, Мишка Цымлин посидел секунду, втянув голову в плечи, набираясь сил для столь решительного броска, и только потом выдернул свое непокорное тело из-за парты. Шум коридора поглотил его.
Напряжение в классе нарастало. Шла большая перемена, время завтрака. Следом за ними на историю должны были прийти ашки, и если класс «Б» здесь еще немного задержится, то столкновения не избежать.
– Сидоров, как у тебя дела? – прервал затянувшееся молчание Сергей Герасимович.
Генку толкнули в бок, и он поднял голову, выдергивая из уха наушник.
– Что? – непонимающе посмотрел он на учителя.
– Он здесь ни при чем, – не выдержала Курбаленко, в улыбке показывая все свои тридцать два зуба.
Ничего не понявший историк кивнул и перевел взгляд на Лизу.
– А куда делся Быковский? – Казалось, он только что заметил зияющий провал в стройных рядах 9-го «Б».
– Его, наверное, скоро выпишут, – снова подсуетилась Курбаленко. – У него рука была сломана.
– И нога, – хихикнул Волков, разряжая слишком натянувшуюся обстановку. Девятиклассники зашевелились, зашептались, как будто шутка Ярика разрешала им дышать и спокойно жить дальше.
Один Васильев продолжал зло оглядываться, словно ожидал подходящего момента, чтобы вступить в драку.
Дверь дернулась от несильного толчка и только со второй попытки открылась.
Майкл Махота заглянул в кабинет, присвистнул и тут же скрылся.
– Да забыли про нас, – протянул Когтев, демонстративно поправляя на руке часы. – И на завтрак опоздаем.