Законы высшего общества
Шрифт:
И — не считая этих поцелуйчиков — он Насте нравился все больше и больше.
— А где вы познакомились? — хлопая ресницами и изображая Душечку в кубе, поинтересовалась Леночка.
— Галя — аудитор, — ответил Максим.
Н-да. Романтика. Она считала его деньги и так возбудилась, что отдалась ему прямо на квартальной ведомости.
И тут Галя выступила. Благодарная аудитория была завоевана душераздирающей повестью о налоговых льготах, в которых Максим не разбирался, о кондиционерах в треть цены, о домашних обедах, которые готовит некая приятельница
Не то чтобы это было отвратительно.
Галя даже заинтересовала большинство — и ее, Настю, тоже… пресловутыми налоговыми льготами. Но все это не укладывалось в представления о настоящей любви. Дешевые кондиционеры? Хороший повод дать клятву верности.
Вскоре прибыл Миша — издатель, и вспышка внимания к жене писателя угасла.
За глаза Мишу называли Миша-Жопа, так как бедра у него были спелые, круглые, наливные. Также имелись три подбородка и взгляд рэкетира эпохи перестройки. Ездил Миша при этом на роскошнейшем «Феррари», заполняя его на две трети всеми своими подбородками и филейными частями, и слушал старомодный рэп вроде «Изи И».
Миша очень ловко пристроился рядом с Гранкиным, легким движением среднего подбородка оттеснил Галю, которую зажали Лена с Наташей, и завел песнь о Франкфуртской ярмарке.
— А какой бизнес у Максима? — поинтересовалась Наташа.
— Ну, у него два помещения под офисы, и еще он производит вешалки, — с долей ревности («С какой целью интересуетесь?») призналась Галя.
— Вешалки? — удивилась Наташа.
Галя рассказала, как это прекрасно — продавать вешалки, особенно, если входишь в тройку лидеров, как это увлекательно — общаться с творческими людьми, например модельерами, и вообще это все-таки производство, а не спекуляция…
Настя, конечно, была просто несказанно рада благополучию семьи Гранкиных, но богатый писатель — это просто отстой. Значит, его не интересуют деньги. То есть интересуют, но, видимо, косвенно.
Бред какой-то.
Вешалки, Галя… И при чем тут Ривьера, малиновый закат, черное ночное море, поцелуи с ароматом красного вина, вентилятор под потолком, белый полог?..
А?
Непонятно.
Как он может писать такие сложные, нервные, с обнаженной душой — прямо-таки все сосуды наружу торчат — книги, если вокруг сплошная пластмасса, включая и эту жеманную, злую бабищу?
А в том, что Галя злая, сомневаться не приходилось. Она-то считала себя «своей» — и готова была броситься в атаку, если бы почуяла аудиторским чутьем, что ее не принимают. Настя секретничала с Леночкой: перемигивалась, пожимала плечами, строила рожи — сдерживая порывы друзей не оставить от Гали и мокрого места.
Гриша тем временем нанизал шашлыки, разложил рыбу на решетке — взял все в свои руки. Так было принято.
— А мы мясо не маринуем, — обрадовала всех Галя. — Жарим в естественном виде. Соусы отбивают вкус.
— Вкус чего? — нахмурилась Наташа.
— Если хотите, есть еще курица и рыба без маринада, можно
Конечно, гастрономические заскоки Гали — не повод даже для мелкой перепалки, но было в ней что-то препротивное. Мгновенная острая неприязнь, как приступ перитонита, скрутила Настю не просто так — Галя, как лошадка, шла по чистой аллейке и усыпала душными яблоками нарядный гравий. Настю отличала терпимость — по работе она каждый день встречала откровенных психопатов и мошенников, но в каждом было свое очарование, даже в Мише-Жопе, который умел любого автора, вооруженного агентом, юристом, бухгалтером и психиатром, смягчить и воодушевить, но в Гале не было обаяния даже на чайную ложку, а шарма не больше, чем в старом бульдозере.
— Ой, замечательно! — с таким видом, словно добилась от заторможенной официантки расторопности, одобрила Настину идею Галя.
Шашлыки были готовы и пахли так, что слюни текли в тарелки.
Галя не без брезгливости положила себе крылья-гриль (вдруг они стояли рядом с маринадом?), а Максим удостоился ее неодобрения — с аппетитом набросился на дивную телятину, замоченную в травках, и на семгу под соусом.
— Как вкусно! — простонал писатель.
— Вера Ивановна — гений, — улыбнулась Настя.
Про Максима она так ничего и не поняла.
Они наелись, выпили вина, ночь затянула небосвод, гости попрятались под пледы, а Настя так и не выяснила, что же такое большой писатель Максим Гранкин.
Хитрые девицы уволокли Галю показывать дом — пусть обзавидуется, жаба, а Настя подсела к писателю, воспользовавшись тем, что Миша схлестнулся с режиссером на предмет экранизаций Акунина.
— Ну, как? — спросила она его, устроившись в плетеном шезлонге.
— Я видел вас в «Медее», — улыбнулся он.
— Класс, — кивнула Настя. — Понравилось?
— Честно?
Настя вздохнула: к чему кокетство?
— Очень.
Она взглянула на него более пристально:
— Не врете?
Максим помотал головой.
— Вы очень талантливая актриса. Я даже боялся к вам ехать. Галя уговорила.
— Галя? — удивилась Настя.
— Хотела с вами познакомиться.
Так-так. Интрига ясна.
Друг Насти, замечательный грузинский актер, прощаясь с тяжелой наркотической зависимостью, целый год каждый день начинал тремя стопками водки и новым пазлом. Радовался, как дитя, нашедшее верный фрагмент.
А Настя, борясь с депрессией, размышляла о человеческих отношениях и точно так же укладывала в общую картину фразы, взгляды, итоги — и так насобачилась, что с лету отбивала любую подачу.
Значит, мы имеем любопытство гнусной женушки. Это раз. В перспективе — заманчивые горизонты киношной группировки, кинотавры, канны, светская хроника, премьеры.
Идея воспользоваться тщеславием Гали приятно грела душу.
— Я сейчас, — пообещала Настя и ушла в дом.
Из туалета по СМС отправила пиратский клич Леночке и Наташе — следовало виртуозно обрисовать Гале сладостные картины популярности. Пусть позудит, как следует.