Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
Всегда ценя своё и чужое время, Гибсон всё же не решился сразу приступить к делу. Ему хотелось, чтоб генерал сам начал этот деликатный разговор или хотя бы дал повод его начать.
Некоторое Бремя они беседовали на нейтральные темы, а затем Гибсон, издалека подходя к самому главному, спросил:
— Как вы думаете, генерал, мы когда-нибудь перейдём Ла-Манш?
Генерал с минуту внимательно смотрел на Гибсона. Он хорошо понимал, что это только подготовка к настоящей беседе, и поэтому ответил благосклонно:
— Да, я уверен, что в самое ближайшее время мы перейдём Ла-Манш. Президент Рузвельт сумел доказать неотложность операции. Он очень хотел бы проделать это раньше, но, по нашему мнению, такая операция была ещё несвоевременной. Сейчас уже все понимают, что срок пришёл.
— А где сейчас находятся русские войска? — спросил Гибсон.
— Я не вижу прямой связи вашего вопроса с предыдущим, — сухо ответил генерал. — Могу только сказать, что русские войска уже почти повсюду вышли на границы Румынии, а вскоре могут оказаться и на границах Германии. Почему это вас интересует?
— Вы знаете, что это интересует не только меня, генерал. Вы, вероятно, тоже довольно внимательно изучаете продвижение русских войск. Будет очень неприятно, если они неожиданно появятся на побережье Атлантики, не правда ли? Вы не разделяете моего опасения?
— Возможно, — уклончиво ответил генерал.
— Значит, если я вас правильно понял, на Германию очень скоро обрушится ещё один удар и там произойдут решающие бои?
— Это тоже возможно.
— И вы думаете, что предстоят жестокие бои?
— Немцы будут сопротивляться до последнего. Они охотно пошли бы на мир с нами, продолжая войну против России, но, к сожалению, наш президент питает склонность к социалистическим мечтаниям и чрезмерной честности. Вот если бы у нас был другой президент…
Гибсон не дал генералу договорить:
— И предполагаются большие бомбовые удары по городам и заводам?
— Да, это можно сказать наверняка.
Гибсон помолчал, и генерал понял, что всё предыдущее было только предисловием и что именно сейчас начнётся разговор, из-за которого, собственно, и задумано было это свидание. Он смотрел на Гибсона и ждал.
— Я пригласил вас, генерал, — начал Гибсон, — имея в виду очень сложное и деликатное дело. Коротко оно сводится вот к чему: я и мой компаньон, англичанин Артур Кросби, владеем тремя машиностроительными заводами, расположенными в немецком городке Риген, в Рурской области. Эти заводы принадлежат нам уже давно. Война лишила нас возможности получать нормальные прибыли. Но война идёт к концу, и мы надеемся вскоре снова экс-плоатировать наши заводы.
— Это вполне понятно и не может вызвать возражений, — осторожно сказал генерал, стараясь отгадать ход мыслей Гибсона.
Гибсон покровительственно улыбнулся.
— Мы хотим эксплоатировать заводы, а не развалины, генерал. Немцы их не уничтожат. Я хочу также, чтобы наша собственная авиация их не бомбила.
Генерал вдруг всё понял. Раздумывая над словами Гибсона, он молча глядел в окно. Ночь уже опустилась над Нью-Йорком. Свет больших звёзд кое-где пробивался сквозь могучее сияние реклам, — казалось, будто среди огромных потоков света кто-то рассыпал маленькие неяркие искорки. С Гудзона долетал тёплый ветер.
— Город Риген… — сказал генерал. — Я припоминаю этот город. Да, там действительно три завода, и на каждом из них немцы организовали производство танков или агрегатов к ним. Мы запланировали уничтожающий бомбовый удар по этим заводам.
Генерал говорил, внимательно глядя на хозяина, но коричневое, загорелое лицо Гибсона оставалось неподвижным, — он хорошо владел собою.
— Это значит, генерал, что наша беседа состоялась как раз во-время. В вашей власти отвести этот удар от завода. Я не слыхал, чтобы американцы уничтожали собственные заводы.
Генерал неторопливо поднялся с кресла, прошёлся по комнате и остановился перед хозяином. Гибсон следил за ним напряжённо, — эта минута должна была решить всё. Генерал молчал долго. И вдруг разразился потоком слов.
— Мистер Гибсон, — начал он, — как вы, американец, патриот, решились предложить мне это? Неужели возможны такие мысли в наше время? Ведь немцы на этих заводах производят танки. Если мы не разрушим эти заводы до вторжения, то ещё несколько танковых дивизий будет обращено против нас. Это значит, что ещё несколько десятков, а может и сотен, тысяч американцев ляжет на поле боя. Как вы могли об этом забыть? Произнося эти страшные, почти предательские слова, подумали ли вы о матерях, воспитавших своих сыновей и сейчас отдавших их на защиту родины? Неужели у вас не осталось ни капли патриотизма, мистер Гибсон?
Но горячая тирада генерала не произвела на хозяина никакого впечатления. Слушая гостя, он удобнее устроился в кресле, заложив ногу за ногу.
— Я не вижу здесь никакой опасности, генерал. Наши войска во всех случаях защищают нашу честь и наше имущество. Какая разница, где находится это имущество в Америке или в Германии? Мне кажется, было бы больше логики в том, чтобы наша авиация защищала эти заводы, вместо того, чтобы их уничтожать. Наши заводы — это часть Соединённых Штатов. Наши солдаты прольют за них немного крови, как они уже не раз делали в других частях света, — это вполне логично. Однако надеюсь, что ничего подобного не случится. Вашу речь вы должны были бы произнести не здесь, а перед президентом Рузвельтом, — он сам очень охотно произносит такие речи.
Но в одном пункте вы правы: возможны жертвы, и вот для всех инвалидов и сирот, которых вы найдёте нужным обеспечить, я предлагаю вам совершенно бесконтрольно сто пятьдесят тысяч долларов. Думаю, что этого вполне хватит.
— Жалкая попытка подкупить меня! — с негодованием воскликнул генерал. — Ищите другие пути для своих комбинаций, мистер Гибсон!
«Мало», — молниеносно пронеслось в голове Гибсона.
— Я не собираюсь подкупать вас, генерал, но мне казалось, что за двести тысяч долларов можно было б и в самом деле довольно хорошо устроить всех сирот и инвалидов.