Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
«Он может дать больше», — подумал генерал и сказал:
— Увеличение суммы вам не поможет, мистер Гибсон: заводы должны быть уничтожены.
Гибсон несколько секунд смотрел на собеседника, оценивая его слова. Крупное, с глубокими морщинами, лицо генерала поражало полным отсутствием какого-либо выражения. Только глаза его блестели, в них были ожидание и заинтересованность.
Гибсон взвесил всё и поднялся с кресла.
— Прошу простить меня, генерал. Сейчас я вижу, что вы были правы и заводы, действительно, придётся уничтожить или как-нибудь иначе вывести из строя. Я очень об этом сожалею. Восстановление заводов потребует много времени, но двести тысяч дадут неплохой эффект. Ваши патриотические соображения, безусловно, должны взять верх над всем остальным.
И, давая понять генералу, что деловой разговор закончен, Гибсон добавил:
— Вы разрешите мне показать вам коллекцию марок, которую я собираю не так давно, но довольно систематически. Я даже не мечтаю конкурировать с коллекцией такого знатока, как вы, но мне бы очень хотелось услышать ваши замечания.
Тяжёлые альбомы в толстых кожаных переплётах легли на широкий стол. Пёстрые прямоугольники старинных почтовых марок смотрели со страниц роскошных альбомов. На лице генерала отразился живой интерес. Об этой коллекции ему приходилось слышать, но видел он её впервые. Жадно, боясь что-либо пропустить, переворачивал он страницы, наклонялся всё ниже к альбому, стараясь получше рассмотреть марку, иногда бесшумно шевелил губами, читая надписи. Он видел, что коллекция Гибсона значительно лучше его собственной, и в сердце его закрадывалась ревность.
Сэм Гибсон смотрел на своего гостя спокойно и почтительно, но мысль его работала, отыскивая всё новые комбинации. Гибсон был убеждён в том, что генералу нужно предоставить почётный путь к отступлению, тогда он согласится и сделает всё.
Генерал дошёл до старинных немецких марок, и глаза его загорелись. Марки Бадена и Вюртемберга, Пруссии и Ганновера — уже давно исчезнувших государств — лежали перед ним. Эти марки являются мечтой даже самых богатых филателистов.
И тогда, глядя на увлечённого генерала, Сэм Гибсон неожиданно нашёл выход из положения. Он не мог поручиться за его успех, но попытаться стоило.
— Прекрасное собрание! — воскликнул генерал, закончив осмотр. — Оно значительно лучше, чем я мог предполагать, мистер Гибсон. Вы доставили мне истинное наслаждение.
— Я очень рад, — тихо ответил Гибсон. — Завтра… вы не смогли бы увидеть у меня эту коллекцию.
Генерал посмотрел на него недоумевая.
— Завтра я продам её, — пояснил Гибсон. — Она стоит что-то около двухсот тысяч долларов, а они мне сейчас крайне необходимы, хотя бы для того, чтобы восстановить наши заводы в Европе. Как вы думаете, дадут мне за эти альбомы двести тысяч?
Генерал колебался, восстанавливая в памяти страницы альбома и прикидывая, сколько могут стоить эти драгоценные марки. Да, коллекция безусловно стоила больше, чем за неё хотел получить Гибсон.
Гость внимательно посмотрел на хозяина. Тот сидел, медленно переворачивая страницы альбома, словно в последний раз любовался своими марками. Лицо его было печально.
Тогда генерал решился. Он аккуратно защёлкнул широкие позолоченные застёжки и положил все три книги одну на другую.
— Нельзя допустить, мистер Гибсон, — сказал генерал, — чтобы такая чудесная коллекция была продана и распылена. Вы знаете, как я ценю и люблю марки. Только чувство коллекционера вынуждает меня принять ваше первое предложение. Мы отдадим эту коллекцию в музей, тогда она не пропадёт для государства. За это государство должно вас вознаградить сохранением заводов.
Сэм Гибсон очень хотел бы увидеть «музей», в котором будет лежать его коллекция, но не сказал об этом. Он кивнул в знак согласия и, вынув из ящика большую карту Германии, расстелил её на столе.
— Я хочу показать вам, где находятся наши заводы, генерал.
— Я это хорошо знаю, мистер Гибсон, — отозвался генерал, не отрывая взгляда от альбомов. — Город Риген, три завода, которые когда-то производили станки. Я этого не забуду.
— Но я бы хотел знать: что именно вы можете сделать?
— Всё, — небрежно ответил генерал. — Завтра эти заводы будут объектом, недостойным бомбардировки. Это равняется прямому запрещению. Завтра на всех картах вокруг этого города появится синее кольцо. Одну карту я прикажу прислать вам.
И он опять принялся рассматривать альбомы. Кто не знал генерала, мог подумать, что он завзятый филателист. Генерал в самом деле был большим знатоком в этой области. Но сейчас он с молниеносной, быстротой вёл сложные подсчёты. Результаты превзошли его ожидания. Завтра генерал продаст эту коллекцию значительно дороже, чем оценил её мистер Гибсон. А какие именно заводы будут бомбить американские и английские самолёты в Германии— это никого не касается. Всё равно все заводы не уничтожишь.
Генерал приветливо распрощался с Сэмом Гибсоном и ушёл вполне удовлетворённый. В каждом деле самое главное — стиль. У генерала были все основания считать стиль их переговоров безупречным.
Гибсон с балкона видел, как от подъезда отошла машина. Он проводил её взглядом.
— Хорошо сделано, — сказал он вслух.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мари-Клэр ещё раз прошлась вдоль шеренги. Всё в ней клокотало от злости, но внешне она оставалась спокойной. Нельзя было даже представить себе, что кто-либо осмелится убежать из лагеря. За такой поступок в Дюбуа-Каре существовало только одно наказание — смерть. Неужели эти советские девушки так мало ценят свою жизнь?
Надсмотрщица по-новому приглядывалась к каждой женщине. Не могло быть, чтобы девушки совершили побег без чьей-либо помощи. Кто-то должен был знать их намерения, кто-то должен был отвлекать внимание часовых. Она пыталась заглянуть каждой женщине в глаза, чтобы заметить хоть тень вины или беспокойства. Но почти все женщины при её приближении опускали глаза, и это ещё больше злило Мари-Клэр. Наконец она остановилась и сказала:
— Ну, доигрались, красавицы? Хотела бы я посмотреть на вас вту минуту, когда их поймают! Можете быть уверены, мы узнаем, кто им помогал. Что же вы молчите? Когда я здесь, вы можете говорить даже громко.
Она снова пробежала глазами по шеренге, стараясь определить впечатление от своих слов. Женщины стояли неподвижно, попрежнему опустив глаза.
— Что же вы молчите? — с трудом сдерживая злобу, повторила она. — Отвечать всё равно придётся за всё. Далеко они не уйдут. Ещё ни один человек не удрал из лагеря Дюбуа-Каре. Эти тоже не святые и не вознеслись на небо. Мы скоро их поймаем. И вы увидите, как они будут висеть. А рядом с ними, безусловно, будет висеть и кое-кто из вас. Джен Кросби, отвечай: кто помогал им бежать?