Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Вначале я тоже хотела убивать, — горько сказала Гильда. — Со временем это проходит. Пройдёт и у вас. Мы не созданы для борьбы. Вот такие, как Таня, могут действовать. Я ей завидую, но ничего не могу с собой сделать.
— Это правда, — сказала Зося, — мы все хотели убить Мари-Клэр, пока не смирились. Своя жизнь дороже.
— Неправда, — возмутилась Джен, — здесь никто не покорился. Наша ненависть притаилась, как огонь под пеплом. Когда-нибудь она прорвётся наружу. Когда-нибудь она сожжёт весь этот лагерь.
— Это будет
— А если они не придут?
— Тогда ваш огонь не разгорится.
— Неправда, — волновалась Джен, — вы ошибаетесь. В нас ещё есть огонь, я докажу это…
— Не знаю. Возможно… Я уже видела всё, что можно увидеть в концентрационных лагерях. Меня взяли в плен в Варшаве в тридцать девятом. Я видела и таких, как вы, и таких, как Таня.
— Вы не верите мне, — громко крикнула Джен и спросила, резко понижая голос — А если я… если я убью Мари-Клэр?
— Я охотно помогу вам. Но до этого дело не дойдёт.
— Увидим, — сквозь стиснутые зубы ответила Джен.
Все замолчали. И снова тишина на жёстком большом плацу, снова сияние июньского солнца и далёкие-далёкие самолёты над головой.
И женщины, думая каждая о своём, даже не заметили, как Таня Егорова упала лицом на грудь своей бездыханной подруги и беззвучно плакала от тяжёлого горя, от ощущения страшного одиночества.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Лейтенант Рандольф Крауфорд спешил на доклад к командиру полка. Он был уверен, что полковник Мартенс похвалит его. И не только похвалит, а прикажет немедленно послать эскадрилью для уничтожения всей техники, сосредоточенной в городе Риген. Крауфорду было приятно думать о том, что благодаря его инициативе будет разбита добрая танковая дивизия немцев.
Лейтенант вошёл в кабинет. Полковник поднялся из-за стола. Его лицо было изрезано глубокими морщинами, светлые запавшие глаза смотрели устало, а голый череп напоминал большое желтоватое яйцо.
Обнажая редкие зубы, полковник улыбнулся и пригласил Крауфорда сесть.
— Я не тревожился за вас, лейтенант, — сказал он. — В полку каждый счёл бы для себя эти слова высшим комплиментом, — Я знал, что вы вернётесь. Рассказывайте, где вы блуждали и куда упали ваши бомбы.
— Если бы не два русских истребителя, то на землю упал бы я сам, а не мои бомбы, — сказал Крауфорд.
— Русские истребители? — Лицо полковника выразило недоумение. — Ах, это наверно из тех лётчиков, которые испытывают и принимают здесь новые самолёты. А может быть, из прикрытия сквозных операций. Это вполне возможно. Где они сели?
— Оба погибли, — сказал Крауфорд.
— Погибли? — переспросил Мартенс. — . У вас был бой с немцами?
Крауфорд встал с кресла, склонился над столом, где была расстелена большая оперативная карта, и начал рассказывать.
Он говорил, и перед его глазами
Мартенс молча слушал взволнованный рассказ лейтенанта и внимательно смотрел на него. Где-то глубоко в погасших глазах полковника вспыхнули острые огоньки. Изредка вскидывая глаза на командира, Крауфорд замечал эти огоньки, но не мог определить, выражают они одобрение или недовольство.
Выслушав рассказ лётчика, Мартенс несколько минут сидел молча, двигая губами так, будто сосал конфетку. Крауфорд знал, что эти движения не предвещают ничего хорошего.
— Вы знаете, лейтенант Крауфорд, — заговорил, наконец, Мартенс, — в чём заключается первейшая обязанность каждого военного?
Крауфорд ответил не сразу. Неужели он совершил что-то нехорошее, и вместо похвалы ему придётся выслушать выговор? Почему лицо полковника стало серым?
— Да, — сказал он не очень твёрдо, — мне кажется, я знаю обязанности военнослужащего.
— Я не совсем уверен в этом, лейтенант, — резко сказал полковник. — Мне кажется, что обязанность точно выполнять приказ своего командира вы знаете очень поверхностно.
— Но я…
— Попрошу не перебивать меня! — закричал Мартенс. — Вы должны были знать, что если на карте объект обозначен как недостойный бомбардировки, то это равносильно приказу. Какое вы имели право расходовать бомбы на всякие мелочи, не зная общего плана командования, не проведя предварительной разведки?
— Но там было большое скопление танков… — попытался оправдаться лейтенант.
Мартенс пристально посмотрел на него и покачал головой.
— Нет, вы никогда не поймёте этого, — почти с искренней горечью сказал он. — Когда в планы командования вдруг врывается инициатива какого-нибудь лейтенанта, пусть даже патриотическая, но совершенно неуместная, то плохо бывает и планам, и… лейтенанту. Всё. Вы можете итти, Крауфорд!
Чувствовалось, что полковнику стоило больших усилий сдерживать себя. Лицо Крауфорда выражало полную растерянность. Угроза, прозвучавшая в словах Мартенса, не столько испугала, сколько удивила лейтенанта. В чём он провинился?
Крауфорд взглянул на командира полка и вздрогнул, — всегда спокойные, давно потухшие глаза Мартенса сейчас пылали злобой. Надо было уходить, не ожидая, пока эта злоба прорвётся. Завтра, наверное, всё выяснится, и полковник сам пожалеет о своих словах.
Рандольф Крауфорд вышел из кабинета. За дверью он недоуменно пожал плечами и пошёл к дому, где жили пилоты.
Дальнейшие события развивались необычайно стремительно. Едва успел Крауфорд принять душ и сесть к столу, как его позвали. Волнуясь, он почти бежал к штабу, страшась новой встречи с командиром полка.