Заложники любви

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Тогда терпи и мучайся!

— Конечно! Вот мы сейчас пойдем с ним домой по руку мимо Дашкиных окон. Она будет смотреть и завидовать, кусать губы и реветь в три ручья! — торжествовала баба.

— А рядом с нею сын! Он будет тянуть руки к отцу и звать. И, поверьте, своего ребенка он все равно услышит, свернет к нему. И вы не сможете удержать,— качнул головою Лукич.

— Вы когда-нибудь уходили от своей жены?

— Только на войну,— ответил скупо.

— Но вас могли убить!

— Зато у могилы никто не назвал бы негодяем.

—

Какая разница мертвым? — фыркнула женщин сморщившись.

— Если при жизни не уважать свое имя, то уж о чем говорить после смерти? Путевые мужики своих детей сами растят, не бросают их. Как можно верить человек какой кровное дитя оставил? Я бы дочери не позволил связать судьбу с таким подонком!

— А если я люблю его?

— Слепая дура! Он забавляется тобою как игрушкой, а когда устанет, забудет, как хлам, и пойдет к другой, даже не оглянувшись. Как тогда взвоешь сама?

— Я убью его!

— Ну, то-то мертвые по дороге валяются! Совсем тупая женщина! Шла бы домой! Чего вот тут сидеть только времени? Или дел нет, заняться нечем?

— Эх, Егор Лукич! Я однажды теряла Володьку. Больше не хочу! Пусть зыбкое мое счастье, пускай оно хромает на обе ноги. Но оно есть у меня! Оно лучше одиночества и насмешек. Мой любимый со мною! Конечно, я не убью Вовку, но если уйдет или найдет другую, я не выдержу. Уйду из жизни сама...

— А если будет ребенок?

— Тогда останусь жить для него,— опустила голову женщина, задумалась о своем.

— Живите спокойнее, не проверяя, а доверяя. И все у вас получится! — заметил Лукич, что двери комнаты приоткрылись и Володя, шагнув в коридор, помахал ребятам рукой, сказав:

— Домой под охраной вернусь. Она надежнее любого конвоя, самой смерти, с нею жизнь не мила. Потому, говорю вам, не спешите жениться! — пошел к женщине, тут же повисшей на его руке.

Она кивнула головой Лукичу и со счастливой улыбкой пошла к выходу. Володька плелся к двери, опустив плечи. Глянув им вслед, Егор подумал:

— У каждого оно свое — это непосильное семейное счастье. Долго ли они выдержат его? Но кто-то из них вот-вот выпадет из этой упряжки...

А на следующий день двери в общежитие распахнулись с треском. В них показались пузатые чемоданы, сумки, даже рюкзак, а уж потом и зареванная Инна. Она всего полгода назад вышла замуж. И вдруг снова пришла в общежитие со всеми вещами.

Она даже не позвонила, не предупредила заранее, свалилась, как снег на голову среди лета. Отпихнув чемоданы подальше от дверей, увидела Лукича и пошла навстречу, спотыкаясь на свою боль и обиду.

— Здравствуйте, Егор Лукич! — обняла человек и, прижавшись мокрым носом к плечу, спросила на всхлипах:

— Найдете для меня место?

— Конечно! Куда нам друг без друга? — погладил Инку по голове и спросил:

— Тебя что? Выгнали?

— Нет, сама ушла,— захлюпала, заревела девка.

— Как это так? Почему? Ты хорошо подумала?

— Лукич! Я насовсем ушла. Больше не вернусь к нему. Он козел! — выкрикнула на отчаянье.

— Угомонись! Если ты

права, чего воешь? А ну, вытри сопли и слюни, возьми себя в руки и держись человеком, если ни в чем не опаскудилась! — позвал ребят из комнат, попросил их занести вещи Инны на второй этаж, назвал номер комнаты и спросил девчонку:

— Есть хочешь? Иди в столовую, пока открыта.

— Мне на работу скоро. Не успею, опаздывать н хочу! — поспешила на этаж и вскоре выскочила уже переодетая.

Поздно вечером, вернувшись с работы, Инка зашла к Лукичу. Она уже не ревела. Села напротив Титова.

— Ну, что у тебя не состоялось? Где порвалось? Чего сбежала от своего? Где любовь потеряли?

— Какая там любовь? Ее и не было никогда!

— Когда к нему уходила, другое говорила, что жить без него не можешь, любишь больше своей жизни!

— То я, глумная, про себя базарила!

— А он не любил?

— Трепался! Брехал все! Кила собачья! Мудак облезлый! Он мне мозги заморочил. А сам уже на третий день к другой бабе свернул. Ну, к своей бывшей подружке, к проститутке, к Наташке. Они с ней давно путались. Мне девчата говорили про нее, да Мишка клялся, что завязал и не заходит к шлюхе. Я и развесила лопухи, поверила дура. Стала встречаться как с путевым, Целый год присматривалась к этому выкидышу. Нигде не опаскудился черт корявый, косил под нормального мужика. Ну, я и согласилась пойти замуж, хоть все девки отговаривали, мол, кабан свое говно сыщет и все равно в куче изваляется. Я ж думала, что они нам завидуют!

— Я тоже тебя предупреждал, чтоб не спешила. Мне чему завидовать? Все вам счастья желали. Верилось, что остепенился и все у вас получится,— вздохнул человек.

— Наше счастье нищенкой на обочине стояло. Вот кого не увидела,— призналась Инка.

— А в чем он провинился?

— На третий день после свадьбы вернулась с работы. Глядь, постель раскидана и помята. Я ж заправила, застелила ее уходя. А Мишка на завод пошел. Кого подозревать? Я и не знала, что он с обеда домой смылся. Их отпустили, работы не было. Он не терял время и приволок какую-то. Мне ж брехнул, что сам отдыхал.

— А откуда взяла, что с бабой был? — засомневался Лукич.

— Да что ж я дура что ли? Подошла к постели, глядь, на подушке шпилька от волос. Я ими никогда не пользовалась. Позвала этого кобеля, указала на шпильку и спрашиваю:

— Какая сучка тут ночевала? — а он в ответ:

— Никого не было. Батарейку в часах менял, поддел шпилькой, что тут особого?

— Где шпильку взял, отморозок? Откуда она у тебя взялась, да еще на подушке? — спрашиваю недоноска.

— Он как уж вертелся и выкрутился, что мать или систра оставили по забывчивости. Но я не поверила. В душе сомненье осталось. Но Мишка таким лапушкой прикинулся. А я исподтишка смотрю за ним. И вижу, что часто у окна садится. Все куда-то смотрит, кому-то рукой машет. Спросила, ответил, что знакомому. Но ни одного мужика не увидела. Ну, зато бабы шли. Ладно, я и на это не обратила внимания. Мало ли, может,