Замки из песка
Шрифт:
– Нет! – зажав уши руками, пытался отгородиться от Маги. Я не хотел в это верить. Это не могло быть правдой. Не могло!
– Я не знаю, – снова не заметил, что говорю вслух, – как это могло произойти... Я ничего не помню, – все смешалось. В моей голове образовалась жуткая какофония из различных голосов, которые снова и снова твердили о том, как низко я пал. Они кричали так громко, что казалось, мозг сейчас расплавиться.
– Наркотики до добра не доведут...
– Ты изнасиловал эту девушку, понимаешь?!
– Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Лучше бы у меня вообще не было
– Я всегда буду любить тебя, мой бесстрашный сыночек...
Схватившись за голову, сжал ее изо всех сил, словно хотел расколоть собственный череп. Но даже эта боль не могла сравниться с той, что пожирала меня изнутри. Я задыхался. Легкие горели от тщетных попыток набрать немного кислорода. В глазах потемнело так, что пришлось их закрыть. Хотелось кричать. Громко, до потери голоса. Так, чтобы разодрать себе глотку и, навсегда, лишиться возможности говорить. Потому что никакие слова не смогут оправдать того, что я сделал. Ни один язык в мире не сможет найти мне оправдания. Его нет. Не может быть.
– Я... – посмотрел на нее в надежде на спасение. Всего один крошечный шанс. Единственный намек, чтобы я обрел хоть какой-то смысл для борьбы. Но моим надеждам не суждено было сбыться. Слова застряли где-то в горле, так и не вырвавшись наружу. Я запнулся, заметив отпечаток ужаса, застывший на лице Мери. Она смотрела на меня таким взглядом, словно перед ней стоял не человек, а сам Дьявол. – Я не должен был приходить сюда, – нащупав за спиной ручку двери, толкнул ее, подготавливая путь назад, в свой мир. – Прости... прости меня...
Только оказавшись вдали от нее, позволил эмоциям вылиться в громкий дикий рык. Замахнулся и ударил по стене, рядом с дверью своего номера, разбивая в кровь костяшки правой руки. Боль пронзила ее, пронеслась электрической цепью по всей конечности и вонзилась в сердце. На белой, девственно чистой, стене появились несколько алых капель – напоминание о том, что в моих жилах еще течет кровь. Жизнь не покидала меня несмотря ни на что. Каждый день я засыпал и просыпался с мыслью, чтобы этому пришел конец. Мне хотелось закрыть однажды глаза и больше никогда их не открывать. Провалиться прямиком в ад, где мне и место.
Что за жестокая насмешка? На протяжении тридцати с лишним лет я никогда не влюблялся и не любил по-настоящему. Мне не составляло труда заполучить внимание любой понравившейся девушки. Привлекательная внешность и огромный счет в банке с множеством нулей делали меня всемогущим. Я мог купить все, о чем другие не смеют даже мечтать… Все, кроме счастья. Его меня лишили с самого рождения, словно в отместку за богатство.
Как бы я ни старался, что бы ни делал, все сводилось к одному и тому же знаменателю. Если у тебя нет счастья, тебе никогда не почувствовать себя полноценным человеком. Никакие деньги не помогут мне стереть прошлое или переписать историю. Та ночь будет жить во мне, несмотря ни на что. Она не оставит меня в покое, пока не уничтожит окончательно…
С трудом переставляя одеревеневшие ноги, открыл дверь и зашел в номер. В прихожей горел свет, а из большого окна основной комнаты виднелся серебряный серп луны. Внизу, на, освещенном множеством фонарей и ламп, пляже люди наслаждались отдыхом в одном из самых дорогих и популярных курортов побережья. Это место для многих было лишь сказкой, несбыточной фантазией, грезой. А для меня он ничем не отличался от преисподнии. Она была во мне самом, денно и нощно пожирая все самое доброе и хорошее, что я пытался сохранить на задворках своей черной души.
Мери… Ее взгляд до сих пор стоял у меня перед глазами. Куда бы я ни смотрел, он преследовал меня везде. Тихие, едва уловимые, всхлипы девушки эхом отдавались в ушах, превращаясь в новые шрамы на моем сердце. Она никогда не сможет принять такого как я. Пора бы уже прекратить мечтать и взглянуть правде в глаза. Пока я сам не разберусь со своими тараканами, мне нельзя приближаться к ней.
Вытащив из кармана пиджака телефон, отыскал в журнале вызовов номер Макса. Если повезет, друг ответит на мой звонок сразу же и не заставит меня мучиться в неведении.
Послышались длинные, действующие на нервы, гудки. Поймал себя на том, что я все это время почти не дышал, настолько сильным было волнение.
– Да? – голос Полякова звучал приглушенно, словно он боялся привлечь чье-то внимание. Это не могло не насторожить.
– В чем дело? Тебе неудобно говорить? – спросил я, присаживаясь в плетеное кресло-качалку на балконе.
– Не совсем, – отозвался тот шепотом. – Я занимаюсь твоим поручением. К утру постараюсь что-нибудь найти и выслать тебе на почту.
– Ладно, – вздохнул я. – Буду ждать новостей.
– Давай, – Макс отключился, так толком ничего и не объяснив.
Сжав смартфон в ладони, устремил взгляд на черное ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Раскаленные огненные шары, находящиеся в тысяче световых лет от нас, приветливо мерцали на бескрайнем полотне, отражаясь в зеркале моря.
Впервые за долгие годы мне, вдруг, захотелось взять лист бумаги и запечатлеть всю эту необъятную красоту. С тех пор, как я в последний раз рисовал что-то, столько воды утекло, что уже и не вспомнить. Раньше творчество было неотъемлемой частью моей жизни. Я не мог представить себя без красок и карандашей. Они помогали мне справляться со многими проблемами, были моими спутниками и верными друзьями…
– Дмитрий, – отец всегда называл меня полным именем, для него не существовало никаких уменьшительно-ласкательных вариаций, – подойди-ка сюда.
В тот день он был дома и почти не выходил из своего кабинета. Его очередная пассия уехала гулять с подругами, так что мы с ним были одни. Я уже забыл, как это бывает – проводить время с отцом. После смерти мамы между нами образовалась огромная бездна из взаимных упреков, обвинений и недопонимания. Мы с ним, несмотря на кровное родство (доказал это при помощи теста ДНК), были абсолютно разными. Мы могли бесконечно спорить и ругаться по любым, даже самым незначительным вопросам. Порой, мне казалось, что результаты анализа подделаны. Человек, которого я был вынужден называть «отцом» никогда меня не понимал. Более того, он и не стремился к этому. Ему было намного проще списать меня на попечение сначала преподавателей и гувернанток школы, затем, университета. Он сам не сделал ничего, чтобы растопить Арктику между нами.