Замочить Того, стирать без отжима
Шрифт:
Наместник подаётся вперёд, пронзительным взором впивается в глаза господ генералов и адмиралов. Тем хочется зажмуриться. Кровь отливает от начальственных щёк, щеконосцы пятятся.
— Ну, нет, так нет, — внезапно успокаивается оказавшийся столь страшным начальник, — это я могу только приветствовать.
Собравшиеся переводят дух, но голос наместника вновь обретает жёсткость:
— Но если хоть одна собака в окрестностях пронюхает, о чём мы тут говорили…
Господа командиры всем телом показывают, что ни в коем случае, ни за что, и вообще, все они будут немы,
— Ну то-то же, — окончательно успокаивается наместник. — А теперь, господа, поговорим о надвигающейся угрозе.
***
Возвращаясь с очередного собрания общества любителей хорового пения, на коем оные любители с энтузиазмом и душевным подъёмом разучивали новую песню, Вера Алексеевна зорко осматривала из своего ландо территорию вверенного ей волей случая гарнизона. В голове продолжал вертеться бодрый напев: «Если завтра война, если завтра поход…»
Настроение у госпожи комендантши было вполне боевое, так как не привыкла она пасовать перед трудностями, но преодолевала их всю прошлую жизнь. А уж теперь, с такими возможностями, стыдно предаваться унынию.
Встречные дамы госпоже Стессель улыбались мило, что вовсе не обманывало генеральшу — жизненный опыт позволял, не оглядываясь, знать, с какими рожами они таращатся ей в спину. Солдаты подтягивались, провожая коляску, матросы заранее демонстративно поворачивались спиной — в упор мол, не видел, виноват. Мастеровые деловито топали по своим делам, немногочисленные в эту пору бездельники шлялись по набережной. Вдруг взгляд Веры Алексеевны зацепился за совершенно невозможную здесь, но, как ни странно, знакомую фигуру. Опираясь о парапет набережной на акваторию порта пялился невысокий толстяк, одетый в зимнюю куртку. Ошибки быть не могло – именно с этим мужчиной она встретилась в Москве, в пивной, после чего они втроём обсуждали вопросы истории и текущую политическую ситуацию.
— А ну, стой! — крепкий кулачок Веры Алексеевны чувствительно толкнул кучера в поясницу в районе правой почки. Осаженные с рыси кони захрапели, приседая на задние ноги и задирая головы.
— Зря вы так, — немедленно оглянулся старый знакомец, — вовсе незачем обижать этих славных животных!
— Садитесь, Николай — вспомнила вдруг Вера Алексеевна имя случайного собеседника. Ой, случайного ли? — подумалось вдруг.— Поговорить нужно.
— Отчего бы и не поговорить с такой очаровательной собеседницей, — широко улыбнулся попаданец, и легко запрыгнул в коляску. Элегантный экипаж застонал рессорами, заскрипел лакированной кожей кузова, опасно накренился, но выдержал.
***
Сердце, несчастное больное сердце немолодого уже генерала давешней мухой стучало в грудь коменданта. Немного утешал тот факт, что изнутри. Если б наоборот — просто ложись и помирай. Верный Водяга вовсе испереживался — за кормильца-благодетеля, и за себя, бедного (не успел ещё состояния нажить, не успел, а теперь, может статься, и не успеет). Каково это — своими ушами слышать, что объём — слово-то какое подобрал нерусское! — невыполненных работ наместник будет сравнивать с уровнем благосостояния ответственных лиц! Это, если подумать, подрыв устоев, на святое ведь замахнулся, ирод. А что делать?
— Ох, Господи, за что караешь? — Стессель стащил с головы фуражку и осенил себя крестом — вдруг да поможет? Кроме Господа уповать уже и не знал на кого.
— Не забыть телеграммку отбить государю, может, найдёт укорот на супостата со знаком антихристовым…
От пережитого у коменданта разыгрался аппетит, поэтому из экипажа у ворот своего домика (после страшной беседы Стессель даже в мыслях опасался называть своё жилище особняком), он выбрался с неподобающей его положению поспешностью. Водяга не успел выпрыгнуть раньше патрона и поддержать его на ступеньках.
— Верунчик, душа моя, я голоден, как волк! — Воскликнул генерал, нетерпеливо двигаясь к комнатам супруги. Из боковушки выглянула дежурная сиротка:
— Вера Алексеевна заняты, у неё важный господин сидит!
От таких известий комендант раздулся, будто готовый к драке кобель, и ускорил шаг – вот и повод сбросить накопившуюся злость подвернулся. В конце концов, кто в доме хозяин? Он рывком распахнул дверь.
— Тебе стоит подумать о снижении веса, Анатоль. Ты так топаешь, что со стен скоро картины начнут падать. Судя по всему, шанс завести новые выпадет не скоро.
Жадно хватающий ртом воздух генерал шарил рукой на поясе в поисках рукояти шашки — напротив супруги по-хозяйски расположился штатский штафирка, жирная тварь, которую требовалось изрубить в капусту и немедленно выставить из дома.
— Позволь тебе представить МОЕГО гостя, Анатоль, — пропела супруга своим ангельским голоском, — Это Николай Михайлович, товарищ нового наместника. Представляешь, оказывается мы с его высокопревосходительством давние знакомые. Вы с Водягой пока идите в столовую, девочки там уже накрыли, а мы с господином товарищем наместника пока посплетничаем тет-а-тет, вспомним молодость, хорошо?
Генерал аккуратно выпустил из груди собранный для негодующего рыка воздух и кивнул:
— Как скажешь, дорогая.
— Какой ты у меня лапочка, — мило улыбнулась Вера Алексеевна, — идите уже, проголодались, небось.
Тихим зомби комендант покинул кабинет жены и двинулся в указанном направлении.
— Так что вот, всё, чего удалось на сегодня добиться, — закончила доклад госпожа Стессель.
— Нда… — покачал головой Николай, — как оно всё сюжетно завернулось. Как хоть к вам обращаться теперь, госпожа генеральша?
— А, — махнула изящной ручкой собеседница, — зовите Верой Алексеевной, привыкла уже.
***
Эпическая пьянка офицеров артурского гарнизона и Тихоокеанской эскадры по поводу прибытия нового наместника, им же и возглавляемая, подходит к концу. В вышине, среди переплетения голых ветвей, уже достаточно давно мелькает изрядно посиневший голый зад мичмана Пустошкина, но оставшимся на ногах участникам уже не до экстравагантных эскапад ужравшегося моремана.
— Кстат-ти, — концентрируя внимание волевым усилием, интересуется наместник, — А почему я до сих пор не видел капитана Руднева?