Замочить Того, стирать без отжима
Шрифт:
— За что поймал?! — борода адмирала грозно встопорщилась.
— За сало.
— А-а-а, — вздохнул наместник по Дальнему Востоку, — Говорил я фон Брокенбоку, чтобы не трогал сало. Сам тощий, как прости меня, Господи, за грубое слово, немец, а всё к салу ручки тянет… Кстати, что это за значок? Кто вы вообще такой?
— Агент Его Императорского Величества по особенно особым поручениям! Прибыл в наместничество для решительных действий! В общем, привет от племянника!
— Он мне ничего не говорил, — засомневался грозный адмирал, нервно проводя пальцем
— И не скажет, — сочувственно сказал агент, по-хозяйски устраиваясь в массивном кресле, — Ибо мы всего лишь голос и руки Императора. И видят нас только один раз в жизни, в лучшем случае — перед отставкой.
— А в худшем? — побледнел хозяин кабинета, рука его нервно дернулась куда-то под стол.
— В твоем случае, худшего не будет! Эй, куда полез?
— За лекарством, — рука решительно водрузила на стол бутылку шустовского коньяка.
— Это правильно. Но лечиться надо по рецепту! Та-ра-с!!
Дверь стремительно распахивается, и влетевший околоточный замирает по стойке «смирно».
— Организуй нам, голубчик, пару лимонов, и сахарную пудру. И не спрашивай, «где взять», а сделай быстро!
— Слушаюсь, вашбродь! — рявкает Тарас и стремительно исчезает из кабинета. Поднявшимся ветром сдувает старого адъютанта, попытавшегося проникнуть к своему начальству. Адмирал только сочувственно крякает, глядя, как быстро вращающийся немец исчезает в открытой форточке.
— Что хохлу счастье, то немцу смерть, — горестно вздыхает Алексеев, и, минутку помолчав, с любопытством интересуется: — А зачем лимон двум русским офицерам? Неужто бутылка коньяку особого этикету требует?
— Нет, конечно, — соглашается осветитель, — но когда принимаешь его в качестве лекарства, требуется соблюдать рецептуру.
О перемещении околоточного по дворцу свидетельствуют звуки, к которым оба собеседника прислушиваются с интересом. Адмирал еще и комментировал особые успехи Запийсало:
— Машбюро, — после оглушительного, но в то же время поощрительного коллективного визга.
— Караулка, — во время залпа матерных слов с отчетливо выраженным сухопутным акцентом.
— Вторая караулка, — мат художественно акцентированный, заковыристый и продолжительный.
Лязг кастрюль и шипение пара доложили о визите Запийсало в кухню, финальным аккордом зазвенели стекла в оранжерее. Через пару минут казак принёс на древнем японском щите два свежесорванных лимона и тарелку с сахарной пудрой.
— Ого! — удивился Алексеев, — А в музее ты когда успел побывать? Я ничего не слышал.
— Я на цыпочках, — краснеет Тарас.
— Цыпочки жаловаться не будут? — задумчиво интересуется Александр, принимая ценный груз, и оглядываясь в поисках ножа.
— На Запийсало ще никто не жаловался! — возмущенно отвечает добытчик, снова краснеет и смущённо, вполголоса, добавляет: — Два раза…
— Ладно, — смилостивился агент, — сядь в приёмной и никого не пускай. Адмирал лечится!
Коньяк был разлит по бокалам, и Александр показательно
— Тост?
— Фи-и, — поморщился Александр, — Это же не водка! Бум-с-с!
Демонстративно посасывая лимон, агент Его Императорского Величества внимательно следил за старым моряком, потягивающим янтарную жидкость. Наконец-то лимон скрылся в обрамленных бородой губах, и удивленный почитатель французской провинции протянул:
— Однако-о-о… Кто же изобретатель сего изумительного сочетания?
— Ваш царственный племянник! — разливая коньяк по бокалам, причём по-русски, до краев, ответил Александр.
— Ну, хоть одно доброе дело сделал, — проворчал успокоившийся наместник, и, хлопнув залпом, вновь потянулся за лимоном, — И куда вы собираетесь меня отправить? Колосник хоть к ногам привяжете? Или придётся телу моему скитаться по хладным волнам?
— Как вам не стыдно! — укоризненно покачал пальцем Александр, почувствовавший себя всемогущим. — Вас ждут согревательные процедуры лечебно-массажного назначения в уютном санатории. А потом возвращение в Санкт-Петербург-с-с-с… Разумеется, со щитом и с почётом.
Коньяк лился рекой, нет, Ниагарой, и скоро собеседники уже перешли на «ты», хотя, по здравому размышлению от брудершафта отказались. После полутора литров на брата, высокие договаривающие стороны обрели чувство собственного достоинства, и принялись беседовать о делах:
— Нет, — горячился Алексеев, — Ты мне скажи, чего еще этому суслику надо? Манзы* на цыпочках ходят, город строится, флот растёт. Как я Порт-Артур у китаёзов хапнул, а? Приятно вспомнить!
— Не трогай цыпочек! — возмущенно хлопнул ладонью по столу новый начальник. — Ишь, распустил, пусть братский, но совсем не русский народ! Уже женщин топчут как своих!
— Дык, — попытался вытряхнуть из пустой бутылки хоть каплю бородатый экс-наместник, — это я в переносном смысле.
— И в переносном, не смей! Женщина, это не только несколько десятков килограмм прекрасного тела, но еще и человек! Да!
— Это с каких-таких пор? — попытался скептически приподнять бровь старый ловелас.
— А вот женишься, тогда и узнаешь, — печально ответил Александр, с благодарностью принимая бутыль от верного околоточного.
— Это что? — удивленно спросил сухопутный моряк, наблюдая за льющейся в бокал белесой жидкостью.
— Счас узнаем, — теряя в процессе словоизвержения буквы, ответил агент, и, подавая пример, храбро залил напиток в горло.
— Сам погибай, но тост не пропускай, — высказал Истину наместник и поддержал порыв нового главнокомандующего сухопутными и морскими силами империи.
— Ух-х-х… — хором выразили глубокую благодарность великому русскому самогону оба командира и попытались закусить остатками сахарной пудры. Защитное вооружение самурая оказалось лучшей закуской, и вскоре бамбук тоже кончился. А в бутыли гордо плавал краснющий перчик.