Замочная скважина: Наследие
Шрифт:
Они связались его толстыми металлическими цепями и бросили в свинцовую бочку, которую кинули в океан. Полагаю, мой дорогой братец все еще сидит там, на дне океана, наконец-то поняв смысл проклятия. Он не может умереть, но не может и выбраться. Он проклят вечность сидеть там, без права сдохнуть.
Когда стало понятно, как можно с нами справиться – на нас началась настоящая охота.
Нет, то была не охота на ведьм. Их все так же никто не трогал.
Это была охота исключительно на
Кровожадных монстров, созданных сумасшедшей ведьмой. Думаю, вокруг нас не было бы столько шума, если бы Император ранее не работал с матерью лично. Он видел результаты ее работы. Он знал, на что она способна.
Думаю, он действительно нас пятерых (уже за вычетом Румпеля) боялся намного больше, чем всех смертных врагов вместе взятых. И больше, чем тех тварей, что были прокляты ненарочно.
Их было убить легко.
У них не было заговоренных кулонов с моей кровью, а потому они, как и велит проклятие, не могли выходить на солнечный свет. Их легко загоняли в угол. Они были язвимы. Уязвимы и, практически все до единого, безумны. Теряли рассудок, не понимая, что с ними происходит и почему они делают то, что делают.
Полагаю, кому-то из них все же удалось сбежать, если вампиры в принципе все еще не вымерли, за исключением нашей семьи, по сей день. Но могу заверить, что их было точно очень и очень немного.
Ненарочно обращенных истребили почти всех.
Но целью Императора были не они. Он хотел избавиться от нас раз и навсегда.
Может, он боялся, что однажды, оставшись на свободе, мы все же придем мстить ему за смерть матери.
Так или иначе, после наглядной участи Румпеля, нам всем надо было бежать. Мы не смогли бы одолеть Византию, и просто оказались бы в разных бочках на дне разных океанов коротать свою вечность, пока на поверхности эпохи сменяются эпохами, до тех пор, пока земля не превратиться в пустыню, и океаны не высохнут настолько, чтобы нас могли обнаружить и выпустить на волю.
Моя семья объединилась. Они нашли силу друг в друге и собирались бежать вместе.
Они звали и меня.
Более того – они нуждались во мне. Ведь случилось что с их кулонами – и я был единственным, кто отделял их от участи загнанных «ненарочно обращенных».
Но я не мог простить братьям и сестрам то, что случилось с матерью. Да, это старая шлюха была безумна, как черт, и сама виновата во всем, что произошло. Но, по крайней мере, она всю мою жизнь только и занималась тем, что спасала меня от смерти. И в итоге, пусть и таким уродством, но ей все-таки это удалось.
А из-за «забавы» братьев – ее заживо отдали воронам.
У них не было необходимости быть такими. Они просто не сочли себе цены. Потеряли бдительность. Оставляли следы.
Это случилось из-за них.
И бежать мы теперь были вынуждены из-за них.
Я их ненавидел. Боялся, что останься с ними – рано или поздно передеру их всех. Мы сцепимся, а учитывая соотношение наших сил, я просто их всех раздеру на части. Одного за другим.
И я предпочел одиночество.
Я многие сотни лет скитался один.
Я даже не знал, удалось ли им сбежать, или они все-таки попали в руки к императору. Или может, кто-то из них, а кто-то выжил. И как они выжили. Я не слышал о них, но это было и понятно.
Если бы я слышал о них, значит и остальные о них слышали. А значит, сбежать и затаиться у них не получилось.
Я бросил их, чтобы не убить самому.
Но при этом страстно желал им смерти от чужих рук.
Такой же мучительной, которой они подвергли своей халатностью и самонадеянностью мать.
Со временем ко мне пришло осознание, что жажда крови – не единственная проблема проклятия, которая выдает меня среди остальных.
Вечная молодость – кто бы мог подумать, но именно она стала моим камнем преткновения.
Пока я жил вечным скитальцем, не задерживаясь нигде дольше, чем на год – я и не понимал, что это может стать проблемой. Но когда Византия рухнула, а вместе с ней и последние опасения на мои гонения (тайные, которые, как я полагал, подобно знаниям от нас – передавались в императорском роду от поколения к поколению) – у меня пропала необходимость бросаться с места на место.
Скажу честно – за прошедшие пять веков мне здорово это надоело. Были, конечно, свои плюсы – я знал весь тогдашний мир, все тогдашние языки. Я побывал невольно везде, где мог, прячась в тени. Но это было похоже на какую-то гонку в колесе.
Я был рад, когда Константинополь пал под турками-османами.
Это означало, что я, наконец-то, свободен. Вместе со старым миром, миром Византийском цивилизации – умерла и наша тайна.
А значит, я наконец мог не бегать.
– Тогда-то и стали обращать внимание на мою неизменную внешность. Нестареющее лицо – папа самодовольно ухмыляется, вновь подняв на меня глаза – знаешь, принцесса, я тебе так скажу: не мы подверглись охоте на ведьм. «Охота на ведьм» началась исключительно из-за нашего существования.
Какое-то время мне удавалось скрывать свое бессмертие, проявляющееся не только в невозможности умереть, но и в соответствующей невозможности стареть. Ведь что такое старость? Это демонстрация смерти.