Замок воина. Древняя вотчина русских богов
Шрифт:
И открыла-то она эти тайны не для себя, не для своих братьев и сестёр по вере. Нет. Открыла их для христиан, которые так же далеки от неё, как и открытые в Коккозах тайны прошлого. Что заметно: сами христиане отнеслись к сохраняющейся здесь древности почти с таким же недоверием, как и она, мусульманка.
И тем не менее факт остаётся фактом. Мусульманка Шариде стала передаточным звеном между тайнами глубокой, почти сказочной древности и христианским миром.
Может быть, таким наглядным способом Всевышний указывал, что между глубоким прошлым, настоящим и далёким будущим пролегает незримый путь, сотканный изо всех религий и верований в единую тугую косу-колею. И нет никакой необходимости
Но Шариде, хотя и явственно видела такое единство, тем не менее внутренне всячески противилась ему. Впрочем, христиане, к которым относились хозяева усадьбы, их друзья, а также строители, скорее всего, тоже были на стороне шаманки Шариде. И тем не менее какая-то внутренняя сила, ломая все предубеждения, заставляла их идти дальше, вместе вскрывая и исследуя то, что, казалось, навсегда кануло в Лету.
9
Иногда тихая и незаметная Шариде всё же, по своему усмотрению, влияла на ход строительства усадьбы Юсупова в Коккозах. Делала она это крайне редко, и подобное подключение к выполнению тех или иных работ было незаметно.
Однако наиболее ярким свидетельством такого вмешательства являлось строительство гостиничного корпуса – второго по значимости объекта на территории усадьбы. На восточный лад это здание называлось «караван-сарай». Оно было двухэтажным, имело несколько входов, но главное – левое крыло было выполнено в виде башни.
Но башня эта была непростая. Установили её точнёхонько над тем местом, где в земле был сокрыт лемех, или как его ещё называют, плуг, некогда принадлежавший Даждьбогу, а ещё раньше – Кощу (Кощею). Так что остальная часть «караван-сарая» – это бесплатное приложение к башне, своего рода «утилитарная» маскировка.
Данная башня вначале не имела собственного имени, а потом её стали звать Соколиной. Вполне вероятно, такое имя ей дал архитектор Краснов. Ещё в бытность работы в реставрационной комиссии в бахчисарайском ханском дворце он прекрасно знал все конструктивные особенности и само предназначение соколиной башни дворца. Теперь же, учитывая особенность усадьбы Юсупова, такой колоритный восточный изыск, как башня для содержания соколов, был бы здесь более чем уместен.
Но если вспомнить два иных обстоятельства, связанных с этой птицей, то по каждому из них можно подобную башню называть «соколиной». Князь Юсупов изначально предполагал строить в Коккозах усадьбу с охотничьим домом. А соколиная охота в те времена являлась одним из любимых и изысканных развлечений охотников такого ранга, как князь Юсупов. Соколиная охота была очень популярна на Востоке. Её же смело можно также назвать и царской охотой. Учитывая увлечение подобным видом отдыха многими Романовыми, в том числе Николаем II, подобный экзот должен был присутствовать и в коллекции Юсупова. Понятно, беря во внимание то обстоятельство, что русский царь обязательно посетил бы юсуповские владения в Коккозах, тут уж без соколиной башни никак нельзя было обойтись.
Существовала ещё одна причина. Напомню, что одним из элементов ритуала, проводимого в день Навруса (нового года), было хождение с соколом вокруг святилища, выложенного по кругу валунами. Здесь сокол был символом солнца (ритуал проводился в день весеннего равноденствия) и одним из знаков Даждьбога. Так что соколиная башня ещё и дань тому, кто когда-то владел этими землями и входил в сонм древнейших хранителей здешних земли и народа.
Шариде была крайне заинтересована в том, чтобы соколиную башню построили в первую очередь. Этот живейший интерес был продиктован не только необходимостью отдать вовремя дань Даждьбогу, но и…
Оказывается, соколиная башня в бахчисарайском ханском дворце имела и иное предназначение. Конструктивно она примыкала к гарему. Старшая жена хана имела право незаметно проникать сюда и через верхний этаж закрытых красивой деревянной резной решеткой окон подолгу наблюдать за жизнью, протекавшей за стенами гарема. Ну и, по возможности, видеть, чем занимается хан…
Нечто подобное было сделано и в Коккозах. Соколиная башня имела верхний этаж, окна которого выходили на охотничий замок. Эти окна были стилизованы под деревянную диагональную решётку соколиной башни ханского дворца с той лишь разницей, что здесь она оказалась каменной.
В комнате с окнами, украшенными каменной решёткой, и жила Шариде. Это была её воля. Именно она попросила архитектора построить в первую очередь соколиную башню, а уже затем сооружать замок охотника. Строительный объем работ соколиной башни был совсем небольшой, так что её возвели быстро. И Шариде переселилась под её крышу. Не исключено, что таким образом эта женщина указывала на своё истинное происхождение, а также на статус, ею занимаемый. Она слыла пророчицей-отшельницей, и где ей ещё жить, если не в келье соколиной башни, куда вход любопытным был попросту заказан?
По ночам, если в этом возникала необходимость, Шариде выходила из своего убежища, проникая в нижние этажи через узкий лаз. Конструкция башни представляла собой лестничный пролёт. Деревянные сходни шли по периметру стен, а центральная часть уходила к самому потолку. Внизу этого пролёта на каменном холодном полу Шариде периодически кружилась в танце дервиша в полном одиночестве, и лишь иногда это вращение наблюдала её дочь Сулима. Девушка каждый раз широко открывала глаза, как будто тем самым она могла уберечь мать, если та вдруг нечаянно оступится. Но шаманка никогда не оступалась, даже находясь в трансе. Как она пояснила дочери, её держат, как юлу, две силы. Снизу, под каменным полом, ещё в момент начала строительства башни была заложена по настоянию шаманки её святыня. Это кожаный пояс дервиша. Будто бы она ещё в юности получила его в наследство от какой-то выдающейся женщины суфии. Этот пояс наделял даром ясновидения во время танца дервиша, когда тот впадал в транс, помогая при этом удерживать необходимое равновесие. Пояс был настоящей святыней. Шариде им очень дорожила.
А над потолком, точнее, в той тайной комнате с решётчатыми окнами, где обитала теперь шаманка, было установлено одно необычное приспособление. Это огромный железный круглый поддон с согнутыми по периметру десятисантиметровыми краями. Поддон был так велик, что если человек в него ложился, то мог спокойно спать. Шариде, впрочем, так и поступала, исполняя таким вот образом свой аскетический подвиг суфии.
Диаметр поддона соответствовал размеру юбки дервиша во время вращения, что также наделяло этот предмет определёнными свойствами. Шариде после своих ночных вращений с лентами забиралась в него и крепко засыпала, получая в сновидениях ту сокровенную информацию, которую не успела «поймать» во время транса в танце дервиша.
Можно сказать, что соколиная башня была для Шариде «залом текие» – местом высочайшего просветления. Причём заложенная здесь ею сила не исчезла до сих пор. При определённом настрое можно уловить тонкую нить, пронизывающую башню, как ось, снизу доверху. А в ней угадывается лёгкое, еле заметное вращение. Может быть, это след от последнего танца Шариде, кто знает?
Но один факт пребывания в этом месте суфии остался. До сих пор в верхнем этаже башни караван-сарая хранится дореволюционный металлический поддон – свидетель тех далёких лет, когда здесь обитала суфия Шариде.