Замурованные: Хроники Кремлевского централа
Шрифт:
— Я как-нибудь сам разберусь, — огрызнулся Олигарх.
— Конечно, разберешься, — вздохнул Жура. — Олега, Олега… Слушай! — вдруг осенило его. — Имечко твое не от слова «Олигарх» произошло? Нет? Олега — Олигарх. Выходит, у тебя власть, деньги и женщины на роду написаны!
— Может, и так, — с усмешкой превосходства отмахнулся Олег от ласкающей манечку навязчивости.
— Наверное, папка тебе такую карму определил, — подколол я соседа.
— Да. — Олег кивнул, напрягая скулы.
— Хотя не факт, — дальше повел мысль
— Сам ты, знаешь от кого производное? — вспылил Олег.
— А ты знаешь, хуже кого стрелочник? К тому же это не я определяю, это наука такая, как ее… — Жура почесал шрам от пересадки волос. — Энтомология. Я прав, Вань?
— Ну, да. Этимология.
— Олежа, какая все-таки ты неблагодарная… Теперь у тебя появился реальный шанс соскочить на дурку. С таким диагнозом не судят! Не имя, а спасение. Тебя мама в детстве Олигофренчиком не звала? Хотя, наверное, тебя так звал папа, судя по его незавидной доле. Хотя, если ты меня усыновишь, я готов принять новое отчество, но с наследством тебе тогда придется ускориться.
— Мели, Емеля, твоя неделя. — Олег явно не хотел обострять разговор, полагая, что это могло отразиться на претворении в жизнь задуманного. Забродивший хлеб с резким квасным запахом заправили в две пластиковые бутылки из-под минералки по полтора литра каждая. Туда же щедро засыпали сахар и по горлышко влили горячей воды. Бутылки тщательно схоронили между тумбочек.
На следующий день после утренней проверки Олигарх извлек из тайника баклажки, приткнул их себе под матрас, периодически выпуская из них накопившиеся пары, наслаждаясь игрой брожения и воображения. Делал он это лежа, скрючившись клубочком у себя на шконке, телом заслоняя бутылки от посторонних глаз.
По телевизору Галина Вишневская рассказывала об уникальной художественной коллекции Ростроповича, проданной ею государству.
— По-моему, в девяносто четвертом. — Сергеич прищурился, вспоминая год. — Когда Жирик набрал больше всех голосов на выборах, в одной компании отдыхали Ростроповичи, Собчаки, а рядом, в окружении крепких ребят, Михась. Правда, Михасем он тогда еще не был. А там ресторан, дискотека, Михась с Собчаком вприсядку выплясывали. — Сергеич улыбнулся. — И как раз горячо обсуждали победу Жириновского. Вишневская, глядя в глаза Михасю, говорит с требовательным упреком: «Почему вы не убьете этого фашиста?» Интересно, как бы пошла политическая жизнь страны, сумей Вишневская договориться с Михасем?
— Не! Как ни крути, по сравнению с Ельциным Путин красавец, — ни с того ни с сего, но уверенно, со знанием дела встрял Олигарх. — Такой подъем! Страну от развала сохранил!.. Не спеша, постепенно, без рывков, потрясений…
— Поэтично до тошноты, — прервал я политический экстаз Олигарха. — Ты-то чего, Олег, так радуешься? Может, ты в доле с этими пацанами? Тебе с трубы тоже капает?
— Слышь, абсорбент, тьфу, Олигарх, — свесился со шконки Серега. — Иди на продол, мусоров агитируй за успехи и достижения, может, на суде зачтется. Надоела вся ваша политика. Новости по десять раз на дню смотрим… Поскорей бы уж Кубок УЕФА, хоть какая-то радость. Ты вчера ночью «Мисс-Dim» смотрел?
— Нет, я заснул, — съехал с темы Олег.
— Ты такое пропустил! — закатил глаза Серега.
— Красавицы? — облизнулся Олигарх.
— По тебе, наверное, красавицы, а по мне так — кладбище размыло, — беззлобно хохотнул Серега.
— Нашелся ценитель, — зарычало задетое самолюбие. — За дорожку кокса в туалете «Дягилева»…
— Да там в вип-ложе туалет лучше, чем у тебя спальня… Зеркала, кожаный диван, столик… Жалко, что сгорело.
— Не переживай, — зазубоскалил Олигарх. — В Москве еще до хрена сортиров. Сутки спустя Олега потряхивало в предвкушении выпивки, Серегу в предвкушении Кубка УЕФА. До первого и до второго оставался всего лишь день.
— Вань, загороди, пожалуйста, тормоза, — подстраховался Олег, намереваясь спустить воздух из созревающей браги.
Но стоило мне, опершись локтем на верхнюю шконку, загородить глазок, как снаружи раздалось лязганье замков, и тормоза резко распахнулись, предъявив к обозрению несколько тревожных рыл.
— Все выходят, — скомандовал дежурный майор. Мы молча проследовали в бокс.
— Что случилось, братуха? — только и успел бросить конвойному Серега.
— Не догадываешься? — хмыкнул тот, запирая за нами стакан.
— Раскидают хату, как пить дать, — затосковал Серега.
Олег обмяк на холодную батарею и, не обращая внимания на Сергеича, закурил. Каждый про себя прощался с коллективом, сожалея о допущенной глупости. Да еще какой! Цена расставания с почти родными соседями и свидания с клопами и крысами равнялась стакану сладковатой жижи пивной крепости.
— Я загружусь! — Олег судорожно погасил сигарету.
— Подожди ты, Вася! — раздраженно бросил Серега. — Там голимый квас. Скажем, что на окрошку поставили. Он не успел перебродить. Нет градуса — нет базара.
— Есть градус! — Олег покаянно покачал головой. — Отхлебнул с утра сегодня. Градусов пять всяко набежало.
Словно в набат, Олег по нарастающей застучал кулаком по стальному корпусу двери.
— Чего надо? — неожиданно быстро отозвалось с продола.
— Я хочу сделать заявление! — уверенно и громко отчеканил Олигарх.
— Я тоже! — спохватился Жура. — Сколько можно ждать, старшой? Выведи на дальняк!
Снаружи неразборчиво буркнуло, и раздалась ленивая поступь удаляющихся шагов.
— Олег, никогда не надо спешить с чистосердечным! — укоризненно досадовал на Олигарха Сергеич.
— Интересно, почему так долго? — пожал плечами Жура.
— Протокол, наверное, составляют. — Олег вновь закурил. — Теперь точно разъедемся.