Замуж за светлого властелина
Шрифт:
Может, и есть доля правды в том, что терпеть он не мог, и я сама виновата, что по глупости слишком распаляла его, но…
— Я так не могу! — оттолкнув Рейнала, бросаюсь прочь, зажимаю уши ладонями, чтобы не слышать переходящего в вой плача Вейски.
Заросли папоротника расступаются передо мной.
— Маря! Маря, остановись! — кричит в спину Рейнал.
Отбежав, оглядываюсь: папоротник путается у него под ногами, сплетает листья, цепляет ноги.
— Маря! — тоска и страх Рейнала
Я отступаю. Рейнал спотыкается и падает в папоротники, а Вейска бежит к нему, по-прежнему прижимая дарёный окровавленный гребень к груди.
Не смогу я делить Рейнала с ней, с её ребёнком, не смогу не сгорать от ревности, зная, что между ними было и в любой момент может повториться.
Сердце ломит от боли, но я разворачиваюсь и, подхватив подол, бросаюсь прочь из леса ведьм. Круг открыл правду, круг защитил меня от обмана…
Круг оставил меня совсем одну, без надежды на счастье.
Быть может, это его месть за то, что я предала свою силу, связавшись с врагом…
В белой башне тихо. Сумрачно. Октавиан застывает на лестнице, прислушиваясь к ощущениям. Знает, что Марьяны нет, зато фамильяр её дома. Глупое создание почему-то торчит здесь, когда должно помогать хозяйке. Но в данном случае это к лучшему.
Уловив присутствие Жора в комнате Буки, Октавиан проносится по оставшимся ступеням, бесшумно минует холл и влетает к своему фамильяру.
Икнув, сидящий у кроватки Буки Жор пытается исчезнуть, но его охватывает белая сеть, и Октавиан вздёргивает его на уровень своего лица, цедит:
— Ты!
Жора трясёт до судорог: чёрное в глазах властелина вспыхивает белым светом.
— Й-й-я, — соглашается Жор и изображает обморок.
Тряхнув безвольную тушку, Октавиан строго спрашивает:
— Где Марьяна? Показывай дорогу!
И снова встряхивает, да так, что клацнувший челюстью Жор понимает: отпираться бесполезно.
У наблюдавшего за этим Буки нервно трясётся подбородок. Он всплескивает лапками и как взвоет:
— Что она с моим спокойным хозяином сделала? Ведьма! А-а-а!
Почему слёзы не заканчиваются? Мне казалось, их на раз есть какое-то строго определённое количество, а они текут и текут. И уже вечерняя прохлада цапает меня за кожу, пробирается сквозь ткань, холодит особенно там, где подол мокрый и грязный. Слёзы же продолжают течь, словно их во мне бескрайнее озеро.
Тихо всплескивается на реке рыба. Вертятся над водой насекомые, пытаются спасись от стрижей.
И пусть этот склизкий склон, в размокшую грязь и глину которого влипло моё платье, ничем не напоминает уютный бережок возле ракиты, сам вид на реку рвёт сердце.
И зачем здесь сижу? Зачем вспоминаю всё сказанное возле круга ведьм? Зачем перебираю слова Рейнала… пытаюсь отыскать ему оправдание? Нет его. Не может быть. Даже если мне хочется простить и забыть.
Но я ведь не смогу. И все те сладкие, ароматные, вкусные воспоминания, составлявшие радость жизни, теперь подгнили, заплесневели, просто грязь и мрак.
Как Рейнал мог?
Опустив голову на скрещенные на коленях руки, всхлипываю и позволяю рыданиям снова меня захватить.
— Эй, ты чего, ведьма? — доносится дребезжащий голос из воды. — Светлый властелин обидел, что ли?
Ну вот, русалка явилась. А там где одна, там скоро другие соберутся. И расспросы начнут. И о том, что в штанах у светлого властелина тоже наверняка поинтересуются. Он передо мной так и не разделся, но судя по тому, что чувствовала через его мокрую одежду — у него там всё, как у обычных мужчин. Так что хотя бы на этот вопрос смогу ответить. Может, этого хватит, чтобы они отстали? Чтобы все отстали…
— Ой! — охает русалка, тут же раздаётся нервный плеск воды.
Ушла. И на сердце снова Рейнал, его жестокие слова, снова боль, и снова слёзы душат, а рыдания так сильны, что я завываю в голос, потому что не могу больше терпеть, не могу держать в себе. И это жалобное скуление заглушает все звуки, так что удары копыт я ощущаю по вибрации земли.
Крепче обхватываю лицо скрещенными руками: не хватало, чтобы меня увидели в таком ужасном состоянии.
Конь останавливается рядом. Только бы не Рейнал!
— Марьяна…
Светлый властелин. Сердце ухает куда-то вниз: он узнает, сейчас всё выспросит, узнает… а, какая разница? Какой смысл в жизни, если она пуста и цели нет…
— Марьяна, — светлый властелин падает на колени, обнимает меня, охватывает широкими рукавами, прижимается губами к макушке. — Что случилось?
Слабо мотаю головой.
— Кто тебя обидел?
Всхлипываю.
— Тебе больно?
Киваю.
— Ты ранена?
Мотаю головой, шепчу сквозь слёзы:
— Уйди, оставь меня.
Он пытается взять меня на руки. Я упираюсь, ударяю кулаком в грудь, пряча заплаканное лицо на плече, в шёлке волос. Вновь стукаю ослабевшим кулаком. И опять. Вцепляюсь в плечо властелина ногтями, царапаю ткань. Мне так больно, что хочется сделать больно ему, просто потому, что он рядом, потому, что кажется, что так мне станет хоть немного легче. Потому, что если бы светлый властелин не сказал мне «да», Рейнал не решился бы на круг ведьм, так и остался бы прекрасной, чистой и недостижимой мечтой. Он женился бы, как я и ожидала от него, на горожанке, и я бы не узнала об измене, жестокости, подлости.