Замуж за светлого властелина

Замосковная Анна

— И часто ты наблюдаешь за людьми?

Помедлив, Октавиан признаётся:

— Да. Обычно следящее заклинание используется для проверки благонадёжности, подтверждения виновности или невиновности, но я пользуюсь им чаще.

— Зачем?

Развоплотив сферу, Октавиан берётся за стакан и перекатывает в нём молоко:

— Мне интересны люди. То, как вы общаетесь, живёте, решаете проблемы… Я много знаю о выживании в незнакомой среде, но о жизни — очень мало. Я пытаюсь вас понять.

Он умолкает, смотрит на меня, ожидая ответа.

— Не

очень хорошо наблюдать за людьми без их ведома, особенно если они не преступники и не подозреваемые, — произношу тихо. — А если ты хочешь нас понять, можешь… участвовать в нашей жизни, ведь пробуя её сам, ты быстрее поймёшь суть, быстрее проникнешься.

А ведь сейчас он именно это и делает — пробует супружескую жизнь. Правда, жену выбрал неудачно.

Помолчав, Октавиан отвечает:

— Марьяна, кажется, ты забываешь одну важную вещь.

— Какую?

— Нас слишком боятся. Я не могу участвовать в вашей жизни иначе, чем в роли отвечающего за порядок чудовища. Я проверял. И единственный раз, когда мне показалось, что может быть иначе — эта несуществующая ночь, когда ты предложила стать моей женой.

Сердце ёкает, я снова опускаю взгляд, судорожно сжимаю стакан.

Залпом допив свою порцию молока, Октавиан поднимается и проходит мимо меня, останавливается возле двери:

— С Тинсом я разберусь, стражников проверю. И постараюсь не пропустить обед. Хорошего дня, Марьяна.

В его голосе не мелькнуло ни тени укора, он привычно спокоен, но мне неловко. Тогда, делая это глупое предложение, я просто хотела спастись, я и представить не могла, что для Октавиана это так важно.

* * *

В обед мы не касаемся этой темы. Молчим. Умение Октавиана держать эмоции в узде просто подарок, когда хочешь избежать щекотливого разговора, но проблема в том, что здесь, в его башне, думать мне больше не о чем.

Ведь я не хочу думать о Рейнале.

Не хочу думать о ведьмах, потому что воспоминания о них разрывают меня сомнениями.

Тем более не хочу думать о мэре и его секретаре, о Палше, которая так жестоко меня подставила.

Остаётся только Октавиан.

И это почти невыносимо.

Насидевшись в своей комнате, я тихо выхожу, надеясь прогулкой по лесу развеять тяжесть в груди.

На площадке второго этажа сидят Жор и Бука. Последний прилично так оброс рыжевато-серой шерстью, но по-прежнему худ, так что мой фамильяр-манул рядом с ним кажется настоящим шариком.

Я застываю, чтобы не помешать им, не нарушить хрупкое душевное равновесие Буки. Но тот улавливает моё присутствие и оборачивается. Мордочка в проплешинах так трагически печальна…

— Бука, — моё сердце просто разрывается от жалости, — если ты мне поможешь, давай… давай снова всё сделаем белым.

* * *

Октавиан возвращается чуть позднее, чем обычно. Оказавшись в комнате телепорта белой башни, вздыхает, сбрасывая с себя накопившуюся усталость. Разбирательство с Тинсом затянулось. Секретарь прежнего мэра оказался тем ещё пройдохой: нашлось немало торговцев, которые бесплатно кормили его в обмен на то, чтобы он не затруднял им получение торговых лицензий.

«Плохо я смотрел за своей столицей», — Октавиан открывает дверь с уверенностью, что нужна основательная проверка: вдруг ещё какие служащие расслабились и пользуются служебным положением. Он окидывает взглядом второй этаж, и его сердце пропускает удар.

Всё белое. Чудовищно белое, словно Марьяны здесь никогда не было. Выронив корзинку, Октавиан проходит до перил, — снова белых! — с надеждой заглядывает вниз, но и там всё чисто белое.

Как прежде.

Октавиану нечем дышать, он стискивает перила, судорожно оглядывается, надеясь обнаружить хоть мазок другого цвета, но кругом — белое, белое, белое… Его захлёстывает паника.

— Марьяна?!!

* * *

Возглас Октавиана отрывает меня от созерцания качающихся на ветру макушек деревьев. Что-то в его интонациях мало радости.

Соскользнув с подоконника, быстро выхожу из комнаты.

Стоящий у перил Октавиан разворачивается. Глаза у него широко распахнуты, и в сочетании с ничего не выражающим лицом это выглядит странно.

— Что-то случилось? — спрашиваю растерянно.

— Почему? — он взмахивает руками. — Почему всё белое?

— Чтобы Бука не переживал. Тебе не нравится? — Стукаю себя по лбу. — Ну конечно! Если твой фамильяр до дрожи обожает белый цвет, тебе он… не нравится?.. Но это ведь невероятно.

Последнее я произношу совсем тихо, и между нами повисает почти зловещая тишина. Глаза Октавиана возвращаются к нормальному состоянию. Он оглядывается по сторонам, словно заново оценивая обстановку, наконец, произносит:

— Просто иногда его слишком много. — Октавиан проходит к лестнице на третий этаж.

Почему-то корзинка с едой валяется на боку, из неё течёт багровая жидкость. Прикрывающая еду салфетка пропиталась жиром и морсом. Осмотрев это всё, Октавиан поднимает корзинку, взмахом руки заставляет ступени и пол впитать грязь.

— Я сейчас вернусь.

Он закрывает за собой дверь в комнату, из которой переносится в Окту.

Я так и стою на прежнем месте.

Это что, получается… когда я здесь всё красила, в надежде на то, что Октавиан меня выгонит, ему это нравилось?

Засмеявшись, прислоняюсь к косяку и качаю головой: вот уж не ожидала, что наш светлый властелин окажется таким интересным.

* * *

Возвращается Октавиан с новым ужином и двумя бутылками вина.

— Мне предложили вместо морса, — Октавиан оглядывает заплавленные воском пробки. — Сказали, самое то на вечер. И раз уж я пробую человеческую жизнь, решил приобщиться к этому аспекту вашего бытия.