Замужняя невеста для короля
Шрифт:
Я на миг задержалась в холле, откуда уходило три коридора: в подсобные помещения, а заодно и в мою бывшую комнату, на половину брата и в родительскую часть. Хотелось пойти к себе. Просто выспаться. Останавливало подозрение, что там обитает кто-то другой, меня не ждут — в этом сомневаться не приходилось. Можно для начала переговорить с невесткой, хотя бы выяснить, чем они жили. Хватило ли денег Кофра, чтобы покрыть долги, не образовались ли новые? Пусть Носатая недолюбливала меня, должна чувствовать элементарную благодарность за то, что семья протянула этот год, пожертвовав несовершеннолетней родственницей.
Припомнив, как жена брата участвовала в разграблении моей комнаты, отказалась от этой мысли. Нет, мёртвая я для них желаннее. Покойники не приходят за благодарностью. Сжала кулаки и упрямо тряхнула головой: к чему отсрочки? В этом доме всё решает отец. Даже брат ему не указ, хотя и брата не переманю на свою сторону. Мягко ступая — в домашних туфлях особенно не потопаешь — двинулась к отцовскому кабинету. Скорее всего, он коротает там дообеденное время за чтением газет и биржевых сводок.
Постучаться? Ох, совсем недавно мне бы и в голову не пришло заявиться к родителю без приглашения. Замерла у двери с занесённой для стука рукой. Сзади послышались быстрые шаги и взволнованный шёпот:
— Она, говорю тебе, она!
— Не она, глаза протри!
Обернувшись, успела заметить две испуганные и любопытные физиономии. Узнала племянницу и её подружку из деревенских. Девочки ойкнули и спрятались. Интересно, отец тоже испугается? Захотелось это увидеть. Не постучав, я распахнула дверь и шагнула в кабинет.
Он полулежал на коротком диванчике, подложив под спину две подушки и забросив длинные ноги на подлокотник. Ботинки, как водится, не снял. Живот прикрывала скомканная газета, рука свисла, касаясь пола. Задремал. Выглядел отец лучше, чем в момент нашего расставания. Он отпустил усы и закручивал их по местной моде. Мне показалось, что морщин стало заметно меньше, и румянец освежал. Хотя, возможно, спокойное выражение лица во сне давало такой эффект.
— Папа, — хрипло сказала я. Прочистила горло и позвала громче: — Папа!
Он потянулся, сел, скинул ноги на пол, отложил газету и только теперь посмотрел на меня.
Да, именно ради этого мелькнувшего в его глазах мистического ужаса я зашла без предупреждения. Отец отшатнулся, махнул рукой, пытаясь отогнать непрошеное видение, и вскрикнул. Этого испуга, и то, что я стала его свидетелем, он никогда не забудет и не простит мне. Не сомневаюсь. Хотя в тот момент я испытала такое удовлетворение, что плевала на отцовскую мстительность.
— Ро-о-о-ма-а? — проблеял он, вглядываясь в мои черты.
— Здравствуй, папа. Не ждал?
Он довольно быстро оправился от испуга. Вскочил с дивана и в два шага оказался рядом. Предполагалось, что я отскочу в сторону и начну лепетать оправдания, но я не шелохнулась.
— Да как ты смеешь?! — закричал он, не поясняя, чего именно мне не следовало сметь.
Ладонь полетела мне в щёку, но я прогнулась, шагнула в сторону и уклонилась от удара. По отцовскому лицу скользнула тень удивления, но сразу вернулась привычная злость. Я не позволила снова замахнуться, быстро прошептала слово и подбросила на ладони огненный мяч. Увы, соображал отец не так быстро, как махал кулаками, он не оценил опасности, ринувшись ко мне и выкрикивая ругательства, и остановился, только наткнувшись на сноп искр от разорвавшегося между нами магического шара.
Запахло палёной курицей.
Усы вспыхнули. Хорошо, что отец рефлекторно прижал ладони к лицу, загасив огонь, тут же отдёрнул и затряс ими в воздухе. С опалёнными усами и бровями вид он имел жалкий.
— Очумела? — обиженно поинтересовался и принялся дуть на руки.
— Что тут у вас? — раздался за спиной голос мамы.
Она стояла, держась за косяк, и смотрела на меня тем спокойным взором, каким матери, отчаявшиеся вразумить детей, созерцают их шалости.
— Эта идиотка сожгла мне руки! — пожаловался отец, про усы он ещё не знал.
— Скажи Бетте, пусть обработает ожоги соком толстянки, — не меняя ни позы, ни выражения, сказала мать. Как только муж выбежал из кабинета, она шаткой поступью направилась к дивану. — Давай поговорим, Романта. — Я села рядом с ней и с жалостью рассматривала совершенно белое, измученное страданиями лицо. — Хорошо, что приехала, — сказала она, не глядя на меня, — простимся. Мне недолго осталось.
Ей не говорили, что я погибла? Почему мать не удивилась? Быть может, ей рассказали служанки или внучка, о том, что Рома вернулась, и она успела свыкнуться с этой мыслью, пока я воевала с отцом?
— Мама, — я взяла её холодные руки в свои и еле сдержалась, чтобы не подуть, согревая дыханием. — Я читала. Это не болезнь. Вернее, болезнь, но причина её — неразбуженный дар.
— Огонь, что ты запулила папе в лицо, называешь даром?
Покачав головой, я показала, что не принимаю её упрёка.
— В тебе есть способности Привратника. От бабушки. Магия мстит тем, кто её игнорирует.
— От бабушки, — задумчиво повторила она и качнула головой, соглашаясь. — Я помню, как мама развлекала меня, зажигая пальцами свечи.
— Почему же она не научила?
— Наверное, не знала, что дар будет мстить, — повернувшись, с надеждой посмотрела мне в глаза: — Ещё не поздно?
— Не знаю, но думаю, что стоит попробовать.
Около часа мы тренировались. У мамы не получалось даже нагреть пальцы, не то чтобы высечь хотя бы искру. Не сразу, но я догадалась подпитать её силы русалочьей чешуёй. Все срезу изменилось. Согрелись ладони, вокруг пальцев стал теплиться голубоватый ореол, а потом полетели искры. Мама увлеклась, глаза её светились азартом. Она с упорством обречённого страдальца, схватившегося за чудодейственное средство, снова и снова повторяла заклинания, копировала мои жесты и радовалась каждой новой удаче.
Пришёл отец, встал в дверях и некоторое время наблюдал за нашими играми. Мы в тот момент напоминали неразлучных подружек, а не мать и дочь, годами не разговаривавших друг с другом.
Заметив его присутствие, мы обе с улыбками повернулись. Отец поспешно спрятал забинтованные кисти под мышками и, стараясь придать лицу беззаботный вид, заговорил:
— Романта… Рома, ты это…
— Пап, извини, — перебила его я, — не рассчитала.
— Забудем, — кивнул отец.
Я поняла, что забыть надо не только случай с подпаленными усами, которые папа успел сбрить, но и все пощёчины, залепленные мне в родительском доме. Что ж, я не ссориться приехала, а ищу убежища, стоило согласиться.