Замужняя невеста
Шрифт:
– Ужас! – проговорила Соня, невольно вглядываясь в лицо лежащей на соседней кушетке Мари – в полумраке ее глаза сверкали, как у кошки, – и попыталась догадаться: – И вы... стали голодать?
– Сначала голодали, – глухо промолвила Мари, – а потом я придумала, что надо сделать. Одна девочка у нас хорошо пела. Я отправила ее с другой, постарше, чтобы рядом с ней стояла и собирала деньги за пение. Пятерых пограмотнее переодели мальчишками, и те стали продавать газеты...
– А ты? – не выдержала Соня.
– А я пошла в цирк.
– В цирк? – изумилась княжна. –
– Это был особенный цирк: в нем показывали всяких уродцев: мужчина-череп, женщина-паук... А меня показывали как ребенка, который родился от совокупления женщины с собакой. Меня заставляли рычать и показывать зубы.
– Боже мой! – прошептала потрясенная Соня. – Прошу тебя, не продолжай... Нет, погоди, долго ты работала в этом цирке?
– Дней десять, – проговорила со вздохом Мари, – а потом за мною пришли. Кто-то спохватился и стал опять собирать нас в приют.
Некоторое время они молчали, а потом Соня услышала, как ее служанка вновь заговорила:
– Я зарабатывала в день даже больше девочки, которая пела. Как ангел.
Глава двадцать первая
Пабло Риччи закончил ее портрет, и теперь Соня с удивлением вглядывалась в лицо женщины, которое казалось ей невероятно красивым. Не могла она быть такой красавицей.
– Пабло, вы мне польстили. Потомки, пожалуй, сочтут меня красавицей, – говорила она, расплачиваясь с художником.
– Конечно же, красавицей! – от волнения всплеснул руками Пабло. – Такой, как и в жизни. Кто посмеет вас ею не счесть? Настоящий художник не станет просто льстить своим друзьям, он лишь постарается не погрешить против правды.
Надо сказать, что Пабло пытался не взять у нее денег, но Соня не хотела оставаться в долгу у художника и собиралась взять портрет с собой во Францию, чтобы повесить у себя в замке.
Вообще надо навести наконец в нем порядок. Хотя бы в парадном зале. Портреты предков Антуана де Барраса повесить на одной стене, потомки княжны Астаховой станут занимать другую стену. И первым на ней как раз и будет портрет Сони...
Почему она все время думает о будущем? Туда направлены все устремления Сони. Именно там она видит свой род процветающим. Значит, жизнь самой Софьи Астаховой ничем особенным не отличится? Ее-то жизнь пока не кончилась!
– Я все хотел спросить вас, ваше сиятельство, – заговорил между тем Риччи. – Вы привезли бревна из самой Франции. Неужели это выгоднее и у вас настолько дешевле лес?
– Выгоднее, – честно сказала Соня.
Она и в самом деле не покривила душой. Перевозка бревен обошлась не слишком дорого по сравнению со стоимостью спрятанного в них содержимого.
– Тогда, может, и мне заняться тем, что возить из Франции лес? – задумчиво сказал Пабло, и Соня едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
– Вам делать этого не стоит, – впрочем, серьезно сказала она, – мне удалось... купить эту партию совсем дешево, потому я и повезла бревна... Если точнее, древесину вообще отдали мне за долги, вот я и подумала, что уж лучше так, чем ничего...
Словом,
– Пожалуй, лучше моего управляющего Бенито вам никого не найти, – сказал Пабло.
Соне тоже нравился расторопный смышленый слуга, можно сказать, правая рука Риччи.
– А как же вы будете обходиться без него? – все же сказала она.
– А я его и не отпущу насовсем, – сердясь, наверное, на самого себя, проговорил художник. – Пусть на два дома работает. Но главное, он сможет жить здесь с Долорес и наконец, как положено, жениться на ней, чтобы родной сын не рос как подкидыш!.. Наверное, я жестоко с нею обошелся, отправил с глаз долой, но и она вела себя как... – Он неразборчиво выругался и, взглянув на Соню, спохватился: – Не как порядочная девушка. Вся в свою матушку. Та служила в доме какого-то идальго и от него забеременела.
– Значит, в Долорес течет благородная кровь?
– Лучше бы она в ней не текла! Ничего в этом хорошего нет.
– Интересно, почему? – приготовилась обидеться Соня.
Пабло взглянул на нее и улыбнулся:
– Я ни в коем случае не хотел обидеть аристократов вообще. Как бы это получше объяснить... Один мой друг разводит гончих собак. Ну и случается, псари его недоглядят и родится какой-нибудь метис. Друг – Сандро – говорит: ублюдок. Ни то ни се. Ибо благородная порода без примеси обладает всем, чем и положено обладать: гордостью, достоинством, утонченной красотой, а когда у тебя нос от аристократа, а лоб от крестьянина... Часто такие люди вырастают злыми и подлыми...
– Таких и среди аристократов хватает, – покачала головой Соня. – Не понимаю, отчего вы так на полукровок нападаете?
– Потому, что эти люди чаще всего не ждут от жизни милости, а требуют. И поминают при этом не того родителя, что попроще, а именно аристократа. Словно родившая их мать не имеет права, чтобы поминать ее добрым словом. Нет, ее даже стыдятся, а подавай им привилегии. Благородного отца. И рвут глотку за какие-то там права не только себе, но и другим.
– И вы считаете, что Долорес такая же?
– А может, и хуже, – качнул головой Риччи. – Ведь у меня среди слуг есть молодцы куда красивее и статнее Бенито. Но ей подавай того, кто над всеми старшиной. Хоть маленькая, да власть. Сколько раз я говорил глупому мальчишке: «Брось ее, забудь, не стоит она и пыли у тебя под ногами». Да разве от любви отговоришь?
Софья вспомнила Вивьен – она вспоминала о ней именно с этим именем, каким та представилась, когда появилась в замке де Баррасов. Где она теперь? Поймали ее полицей–ские? Преступная девица в своих желаниях стать хозяйкой замка не остановилась перед злодеянием. По ее вине умер молодой красивый мужчина. А могла умереть княжна Астахова...