Замысел и промысел, или Кто не играет в кости
Шрифт:
– Распишитесь, магистр Щековских, – Тутуриний протянул юноше учётный лист.
Пытаясь разборчиво нацарапать свою закорючку совершенно безобразным библиотечным пером, Майнстрем подумал, что ссориться с господином заведующим по такому ничтожному поводу как минимум недальновидно, поэтому счёл необходимым сменить как тон, так и тему беседы.
– Странно, господин Тутуриний, обычно в магистерском зале много преподавателей, а сегодня полным-полно свободных столов, – начал он примирительно.
– Магистров сегодня нет.
– Это я заметил, господин Тутуриний. Возможно, вы знаете причину?
– Знаю, магистр Щековских, –
– Так в чём же она? – Майнстрем посмотрел на заведующего и постарался улыбнуться как можно более искренно.
– Вероятно, все они прочли объявление, магистр Майнстрем, – в глазах Тутуриния читалось осознание собственного превосходства.
– Объявление? – юноша явно встревожился, и на лбу его появилась тоненькая морщинка. – И о чём же объявляли?
– О внеочередном заседании совета магистратуры.
Если бы молодой человек был более внимателен и менее испуган, он, несомненно, заметил бы ехидную усмешку, спрятавшуюся в уголке рта библиотекаря. Но юноша, конечно, не смог разглядеть её, потому что со словами «О боже! Тутуриний!» уже бросил словарь и опрометью выскочил из библиотеки, провожаемый взглядом полузакрытых мутных глаз.
* * *
– Итак, уважаемые коллеги, – верховный магистр Триангулюр Эксесс окинул присутствующих несколько туманным взором, в котором, однако, безошибочно читались с трудом сдерживаемое раздражение, помноженное на уверенность в собственном превосходстве. – Несмотря на то, что не все преподаватели ещё собрались, нам пора открывать внеочередное заседание учёного совета. Это уже третье заседание с начала года, но я хотел бы напомнить, что, к величайшему моему разочарованию, не все указания, принятые нами на первых двух, претворились в жизнь.
Присутствующие магистры заметно заёрзали на своих местах, а некоторые спешно потянулись завязывать шнурки и поднимать так кстати упавшие на пол перья. Триангуюр, высокий и статный, казался ещё грандиознее на ступени кафедры, словно скала, нависающая над морской пучиной. Так же величественно и невозмутимо он выдержал паузу и, дождавшись гробовой тишины, продолжил:
– В связи с тем, что по милости отсутствующего в настоящий момент господина Майнстрема Щековских, магистра изящной словесности, – снова пауза, смешки аудитории, – Мы вынуждены принимать к обучению… – осуждающая складка губ, – Барышень. И как бы мы, уважаемые коллеги, не надеялись на отмену данного королевского указа, последние события свидетельствуют в пользу того, что указ останется в силе.
Однако нам не пристало питать несбыточные чаянья и пустые надежды. Всем нам необходимо собраться с силами и претворить в жизнь решения предыдущих советов. Да-да, коллеги, я говорю об уборных, – сдавленный смешок не остался незамеченным: пышные брови Триангулюра сдвинулись на переносице, а глаза затеплились огнём, предвещающим неминуемую грозу. – И это не повод для веселья! Напоминаю, что выделенные комнаты не предназначены для хранения личных вещей. Да, магистр Сомниферум, и для выращивания сомнительного вида растений в том числе.
Магистр кафедры растениеводства, невысокий полноватый господин с тонкими немного женственными чертами лица, покраснел до корней волос, и промямлил:
– Но, магистр Триангулюр, это было единственное подсобное помещение моей кафедры, поэтому я счёл возможным использовать хотя бы его подоконник… И потом, эти исследования носят сугубо практический прикладной характер…
– О характере ваших изысканий мы поговорим позже и наедине, – прервал его верховный магистр. – И потрудитесь подготовить ваши объяснения относительно того, зачем вы сушите и измельчаете вашу рассаду, а так же почему лично я не раз наблюдал, как по коридорам вашего факультета с завидной регулярностью расстилается туман непонятного происхождения.
Папавер потупился.
– Мы отвлеклись, коллеги. Итак, на прошлом собрании совет магистров постановил, что поскольку его величество распустил суд инквизиции, то необходимость самого существования кафедры ведьмовства и алхимии не представляется целесообразным. Более того, совет и ранее проявлял завидную прозорливость, поскольку единственный студент кафедры всё чаще появляется на кафедре растениеводства. Не так ли, Папавер? – пауза, сопровождаемая укоризненным взглядом. – Так вот, коллеги, почему до сих пор не разобраны архивы кафедры?
Когда инквизитор его величества читал в нашем университете, то ему были выделены значительные помещения, которые теперь пустуют. Насколько я помню, на прошлом совете мы постановили, что ответственным за сортировку, систематизацию, хранение и, что более вероятно, утилизацию материалов кафедры ведьмовства и алхимии будет магистр теологии, Диктум Тамнос.
Пауза явно предназначалась для реплики указанного магистра, однако ответа не последовало.
Присутствующие, осознав, что гроза разразится не над их головами, заметно приободрились и оживились. Наконец, все взгляды были устремлены на последний ряд, где сидел белобородый старик. Глаза его были закрыты, нижняя челюсть с по-детски пухлой нижней губой слегка съехала набок, обнажая ряд жёлтых редких зубов, а очки нелепо сползли на самый кончик мясистого носа. Магистр Тамнос Диктум не подавал каких-либо видимых признаков жизни.
– Ради всего святого! Диктум! – прогремел верховный магистр.
Щёки старика пришли в подобие движения, от чего стали напоминать печёные яблоки. Челюсть вернулась на отведённое ей природой место, а светло-голубые глаза открылись.
– Что? Кто здесь? – прошамкал он.
– Магистр Диктум, вы снова спали на заседании совета! – Триангулюр Эксесс шумно выдохнул.
– Триангулюр? Ты? – старик явно всё ещё не понимал, где находится.
– Да, Диктум. Это я. Сейчас идёт заседание учёного совета, – Триангулюр закатил глаза.
– А я где? – старик огляделся сконфуженно.
– И вы, магистр Диктум Тамнос, на заседании учёного совета. – Верховный магистр с трудом сдерживал накатывающее раздражение.
– И что ты хотел, Триангулюр?
Диктум Тамнос был единственным, кому дозволялось обращаться на «ты» к верховному магистру. Можно было бы подумать, что поблажка сделана с учётом почтенного возраста Диктума, но это не совсем так. Верховный магистр и магистр Тамнос были старинными приятелями (хотя слово «древними» подошло бы гораздо лучше, особенно учитывая возраст магистра теологии). И хотя Триангулюр несчётное количество раз напоминал старику, что в присутствии коллег следовало бы более почтительно обращаться к нему, верховному магистру, Тамнос всякий раз попросту забывал об этом. В конце концов, верховный магистр смирился.