Занавес опускается: Детективные романы
Шрифт:
— В настоящее время никто из пассажиров, за исключением одного, ничего не знает об этом убийстве и не узнает до тех пор, пока кто-нибудь не удосужится послать в Ляс-Пальмас телеграмму.
— Четырнадцатое, — бормотал отец Джордан. — Так вы полагаете, что до четырнадцатого нам ничто не угрожает?
— Надеюсь. Давайте пройдемся перед сном? — Аллейн распахнул двери. Отец Джордан встал.
— Я подумал, что вы вполне можете принять меня за человека, сующего нос не в свои дела, — начал священник. — Но это не совсем так. Дело в том, что я чувствую дьявола на нюх и считаю своим долгом по мере возможности предотвратить грехопадение. Я, если так можно выразиться, духовный полицейский. Возможно, с вашей точки зрения, я несу
— Я привык уважать чужие точки зрения, — сказал Аллейн. Какое-то время мужчины молча смотрели друг на друга. — К тому же, сэр, я склонен вам доверять.
— Это, по крайней мере, шаг вперед. Оставим все так, покуда вы не проверите мое алиби?
— Если вас это устраивает.
— Иного выбора у меня нет, — задумчиво сказал священник. — К тому же сейчас этот самый интервал. Вы сказали до четырнадцатого февраля?
— Если только моя теория верна.
— Думаю, психиатр… нам бы очень пригодился.
— Доктор Мейкпис, например. Я намерен с ним проконсультироваться.
— Но… ведь у него нет алиби. Он сам это сказал.
— Говорят, виновный никогда вам не скажет, что у него нет алиби. У виновного оно всегда есть. Какое угодно. Выйдем?
Они вышли на палубу. Дул легкий бриз, но было совсем не холодно. Корабль уверенно разрезал надвое густой мрак ночи. Он жил своей жизнью, пульс которой не смолкал ни на минуту. Хотя скорей это была не жизнь, а состояние величественного покоя. Когда они шли вдоль правого борта нижней палубы, прозвучало восемь склянок, четыре по две.
— Полночь, — сказал Аллейн. Мимо неслышной поступью прошли матросы. В дальнем конце палубы появились миссис Диллинтон-Блик и Обин Дейл, которые держали путь в свои каюты. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.
— Сегодня днем мы прибываем в Ляс-Пальмас, — сказал отец Джордан, взглянув на свои часы.
Глава шестая
СЛОМАННАЯ КУКЛА
Ляс-Пальмас знаменит своими куклами, которые не только говорят, но даже ходят. Они смотрят на вас почти из каждой витрины, восседают целыми рядами на базарах возле пристани. Куклу можно приобрести за любую цену, в зависимости от ее размера и одеяния. На иных платья цинично подчеркивают фигуру, другие разодеты в пышные замысловатые наряды. У одних едва прикрытые шляпками лысые черепа, у других высокие испанские парики из живых волос и мантильи из настоящих кружев. Самые дорогие украшены ожерельями, браслетами и даже кольцами, а под их обшитыми тесьмой разноцветными платьями вздымается целое море нижних юбок. Одни могут быть размером с большого младенца, другие — с изящную женскую ладошку.
Две вещи характерны для всех без исключения кукол: стоит вам взять ее за руку, и она начнет дергать ногами, словно идет, а при ходьбе еще будет вертеть головой и вскрикивать: «ма-ма». Все куклы кричат абсолютно одинаковыми голосами, очень напоминающими крик младенца. Почти каждый, кому доведется побывать в Ляс-Пальмасе, увидев куклу, непременно подумает о какой-то маленькой девочке, а то и о взрослой женщине, решив совершенно справедливо, что кукла доставит ей удовольствие.
Компания предоставила в распоряжение капитана открытую машину, в которую он пригласил миссис Диллинтон-Блик, разряженную как турецкая дива. Они колесили по Ляс-Пальмасу, останавливаясь возле магазинов, между владельцами которых и водителем существовало взаимопонимание, основанное на взаимной выгоде. Миссис Диллинтон-Блик купила себе черную кружевную мантилью, усеянную металлическими украшениями, гребень, чтоб ее поддерживать, всевозможные португальские украшения и веер. Капитан Бэннерман купил ей целую груду искусственных магнолий (живые им не попались). Он ужасно гордился своей пассажиркой, ибо все без исключения ляспальмасианцы ею открыто восхищались. Они подъехали к магазину, в витрине которого красовалось роскошное испанское платье до пола из черного кружева, подол которого был подвернут, выставляя напоказ ярко-красную пену нижних юбок. Водитель несколько раз по очереди перецеловал все свои пальцы и как бы невзначай заметил, что если миссис Диллинтон-Блик его наденет, то станет похожа на королеву небес. Миссис Диллинтон-Блик, склонив набок голову, рассматривала платье.
— Вы знаете, сделав скидку на то, что всем людям латинской расы свойственны некоторые преувеличения, я тем не менее склонна ему поверить, — сказала она.
Тут к ним присоединились Тим Мейкпис и Джемайма, случайно проходившие мимо.
— Примерьте его! — воскликнула Джемайма. — Ну хотя бы для смеха примерьте.
— Вы полагаете? Тогда пошли со мной. Вы будете моей трезвой головкой.
Капитан сказал, что заедет в контору агентства, где у него кое-какие дела и минут через двадцать сюда вернется. Тим, горевший желанием преподнести Джемайме букет ее любимых роз, тоже сказал, что ненадолго отлучится. Дамы со смехом вошли в магазин.
Душный день постепенно сменялся сумерками. Незаметно подкралась ночь, ласково шуршащая пальмовыми листьями. В девять капитан Бэннерман и миссис Диллинтон-Блик условились встретиться в одном из самых фешенебельных ресторанов Ляс-Пальмаса с Обином Дейлом.
Миссис Диллинтон-Блик уже побывала на судне, где облачилась в это роскошное испанское платье, которое, разумеется, купила. Джемайма с удовольствием ей помогала.
— Ну, что я вам говорила? — возбужденно восклицала девушка. — Да вам следует восседать в ложе и смотреть пьесу Лопе де Вега, а вокруг вас должны увиваться разряженные в пух и прах кабальеро. Вы бы произвели среди них настоящий переполох.
Миссис Диллинтон-Блик, разумеется, сроду не слыхавшая о Лопе де Вега, тем не менее загадочно улыбнулась, широко раскрыла глаза и раза два повернулась перед зеркалом.
— Неплохо. На самом деле неплохо. — Она приколола к декольте искусственную магнолию и одарила Джемайму великолепной улыбкой женщины, сознающей свой успех.
— И все-таки было бы куда интересней, если бы меня пригласил В. Б., — вздохнула она.
— В. Б.?
— Великолепный Брут, дорогая. Восхитительный Бродерик, если хотите знать. Я бросала уж больно явные намеки, но он никак не отреагировал на них.
— Не расстраивайтесь, вы будете иметь потрясающий успех. Уж это я вам обещаю.
Джемайма ушла заняться своим туалетом. Прикалывая к платью одну из алых роз, подаренных Тимом Мейкписом, она вдруг вспомнила, что по крайней мере в течение последних шести часов ни разу не подумала о своих бедах. Наверное, потому, что не часто доводится быть приглашенной приятным молодым человеком в ресторан в сказочном городе.
Все было великолепно: чарующий вечер казался сновидением среди будней морского путешествия, улицы, по которым они ехали, еда, которую им подавали, музыка, под которую они танцевали, цветы, романтическое освещение, экзотически разряженная публика — все это, как сказала Джемайма Тиму, «из нездешнего мира». Они сидели за столиком на краю танцевальной площадки, болтали о том о сем и не переставали восхищаться внезапным открытием, что нравятся друг другу.
В девять тридцать в зал вошла миссис Диллинтон-Блик в сопровождении капитана и Обина Дейла. Она и в самом деле, произвела сенсацию. К ней обратились все без исключения взоры. Старший официант поклонился ей прямо-таки с религиозной торжественностью. Миссис Диллинтон-Блик купалась в роскоши и восхищении словно в дорогих духах и явно переживала свой звездный час.
— Я просто восхищена ею, — призналась Джемайма. — А вы?
— Похоже, мне еще не приходилось встречать столь потрясающий образец женственности, — сказал Тим. — Минимум запретов, максимум удовольствий. Но только при условии, если это в вашем вкусе. Но она не в моем вкусе.