Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы
Шрифт:
Встречаются и целые фразы без перевода на польский язык, передающие атмосферу и характер событий. «„Towarzysze! po prikazu politczasti wy abjazani bierecz gosudarstwiennoj tajni i dziela'c wsie w polzu naszego Sojuza. Wybory dolzni dac 100 proc. glos'ow uprawlenych izbiratelej. Liczno ob was Sowieckij Sojuz nie zabyl. Towarysz Wojciechowskaja ostajties inspektorom po wospitaniu, O1edzkij budziecie zawiady wa'c obszczyin znabzeniem. Wy tow. Wi'sniewskij — ja w was lozu bolszuju nadiezdu, wy bystryj czelowiek naznaczonyj dyrektorom dziesiatiletki. Z ostalnym zawtra pogoworju”».
В польском понимании установление советской власти проявлялось в следующем: 1. Допущении к власти преступных и маргинальных элементов, а также людей с мстительным характером. 2. Заигрывании с евреями и частично с украинцами, обещаниях выделить им земельные наделы (что иногда имело место), а также привлечении их к разведывательной деятельности в деревнях и городах. 3. Неустанной пропаганде коммунистического
Распоряжения, издаваемые непосредственно после занятия конкретных территорий, включали: 1. Регистрацию кадровых офицеров и резервистов, в том числе вышедших в отставку, а также всех, кто проходил службу в польской армии. 2. Регистрацию движимого и недвижимого личного имущества. 3. Регистрацию беженцев. 4. Призывы вернуть все банковские кредиты и задолженности, а также оплатить государственные налоги и коммунальные платежи. 5. Отказ от выплаты пенсий и сберегательных вкладов или их ограничение в пределах определенной суммы (приводится цифра в 300 злотых). 6. Фальсификацию истории польского народа с помощью карикатур и искажения фактов. 7. Реорганизацию школьного образования, самоуправления, судопроизводства, финансовой системы, железнодорожного транспорта и др. 8. Устранение церкви из общественной жизни. 9. Исключение польского языка (а позднее и украинского) из всех сфер социальной жизни и замещение их русским языком.
Фиксировалось все до малейших деталей: перекрашенный в красный цвет памятник Юзефу Пилсудскому, рисунки и подписи вывешенных на стенах домов карикатур (например, знаменитый пианист и композитор Игнацы Падеревский, играющий на рояле, на котором сидит Белый орел — главный элемент государственного герба — в виде курицы), уничтожение школьных библиотек, принуждение детей участвовать в митингах под угрозой высылки в Россию всей семьи, аресты подростков и их допросы в НКВД, переименование улиц, конфискация радиоприемников, предвыборная агитация и выборы в новые органы государственной власти и многое другое. Указывалась разная позиция, которую занимали в вопросе действий властей поляки и представители других национальностей.
Личный опыт тех, кто столкнулся с советской властью в 1939–1941 гг., формировал однозначно отрицательный образ, который опирался на давно бытующий стереотип восточного соседа — негативный или, в лучшем случае, амбивалентный. Помимо конкретных фактов свидетельства очевидцев содержали мощный эмоциональный заряд, который удерживался не в последнюю очередь благодаря потоку метафор. В воспоминаниях обычных людей это могла быть накрывшая страну «черная туча» („czarna chmura”), у тех, кто профессионально владел пером, — целые метафорические образы, которые нередко становились заглавиями книг: внезапно разразившееся «грязное наводнение» („Sowiety <…> leja sie jak brudna, znienacka narastajaca pow'odz", Обертыньская), советский «рай» („diabel w raju", Виттлин), «дорога в никуда» („droga donikad”, Мацкевич).
«Русское» не отделялось здесь от «советского», даже если речь шла об этнической принадлежности. Лексема «русский» и ее производные с нейтральным значением (,Rosjanin’,Rosjanka’,Rosjanie‘), а также традиционное прозвище «кацап» (,касар’), хотя встречаются в текстах, однако уступают напору других названий, обладающих яркой оценочностью характеристик, которые выражают неприязнь в отношении СССР и его граждан: «москали» (,Moskale’ [475] ), «красные преступники» (,czerwoni zbrodniarze') [476] , «восточные оккупанты» (,wschodni okupanci’).
475
„W czlerdzieslym nas…” S. 254–255, 425.
476
Ibid. S. 85.
Чаще всего использовались слова bolszewik и sowieci (пренебрежительное определение всех жителей СССР) от Sowiety (Советы). Лексема Sowiety в языке межвоенного двадцатилетия возникла как обобщенное название Советского Союза (Страна Советов) и с самого начала заключала в себе оценочный элемент. После вступления Красной армии в восточные районы Польши это слово стало ассоциироваться в обыденном сознании со страной-захватчиком. Образованные от него производные, называющие жителей СССР (sowieci, а также формы мужского и женского рода — sowiet, sowietka), не являясь, по мнению польского исследователя Александры Невяры, в строгом смысле этнонимами,
477
Niewiara A. Moskwicin-Moskal-Rosjanin w dokumentach prywatnych. Portret. L'odz, 2006. S.161.
Следует особо подчеркнуть, что в контексте всей литературы, получившей в 90-е годы XX в. собственный термин «лагерная» (от русизма lagier), анализируемый образ выглядит не столь односторонним. Было сделано много записей, разграничивших понятия «русское» и «советское» и тем самым раздвинувших общее представление о России и русских. В своей совокупности литература лагерной темы несла идеи терпимости, преодоления разделяющей народы неприязни. Но это произошло позднее, на основе личного и семейного опыта пребывания поляков в СССР.
Е. П. Максименко
Использование художественных средств в пропагандистской кампании СССР осенью 1939 года
Политический кризис в Европе весной — летом 1939 года сопровождался не только конкретными военными приготовлениями сторон, но и активным применением различных методов информационно-пропагандистского воздействия. Советское руководство внимательно следило за развитием событий на континенте, рассчитывая использовать их в своих интересах, которые в Восточной Европе были обеспечены достигнутой договоренностью с Германией. Основной текст пакта о ненападении, хотя и означал крутой поворот в идеологии СССР, прежде резко осуждавшей фашизм, не выходил за рамки принятой перед Второй мировой войной практики международных отношений. Однако последующие действия, которые предполагались секретными протоколами по разграничению сфер интересов между СССР и Германией, должны были получить крепкое идеологическое обоснование. В контексте обстановки так называемого «угрожающего» (предвоенного) периода советским органам пропаганды необходимо было решить ряд трудных задач: оправдать резкий поворот внешнеполитического курса СССР на союз с фашистской Германией; в кратчайшие сроки провести работу по подготовке общественного сознания к прямому вооруженному вмешательству в дела Польши; консолидировать армию и население страны вокруг нового курса советского руководства.
В предвоенный период правительство любой страны через средства массовой информации стремится сформировать у своего народа (особенно среди военнослужащих) патриотические взгляды и убеждения, обеспечить в массовом сознании приоритет целей государственной политики. Программные идеи советской пропагандистской кампании грядущего похода были изложены в опубликованной 14 сентября 1939 г передовой статье газеты «Правда» «О внутренних причинах военного поражения Польши», подготовленной А. А. Ждановым и отредактированной И В. Сталиным. Осторожно минуя какие-либо морально-этические оценки действиям Германии, развязавшей войну, передовая «Правды» начиналась с констатации факта «военного разгрома» Польши. Ее быстрое поражение («польское государство оказалось… немощным и недееспособным»), в первую очередь, объяснялось «внутренними слабостями и противоречиями польского государства», нежеланием его правительства решать проблемы национальных меньшинств, составлявших около 40 % населения. Акцентировалась ситуация «национального унижения и бесправия», а также «грубой, беззастенчивой» эксплуатации восточнославянского сельского населения со стороны польских помещиков. Населяющие территорию Восточной Польши украинцы и белорусы не имели административной автономии, национальных школ, культурных учреждений и т. д. Сравнивая Западную Украину и Западную Белоруссию с бесправной колонией, отданной на разграбление «польским панам», статья указывала на схожесть политики польского правительства с «угнетательской политикой русского царизма». В заключении делался вывод, что по этим причинам «национальные меньшинства Польши не стали и не могли стать надежным оплотом государственного режима. Многонациональное государство, не скрепленное узами дружбы и равенства населяющих его народов, а, наоборот, основанное на угнетении и неравноправии национальных меньшинств, не может представлять крепкой военной силы» [478] .
478
Правда, 1939. 14 сентября.