Западная Европа. 1917-й.
Шрифт:
Закон об английской рабочей неделе сенат действительно принял без каких-либо изменений и добавлений.
Но если правые и готовы были примириться с грошовой прибавкой к заработной плате, которой добились весной 1917 г. работницы, и даже на худой конец с некоторым сокращением их рабочего дня, то с политическим, антивоенным характером рабочих выступлений они примириться не хотели. Он их тревожил и возмущал чрезвычайно. А так как рабочее движение во Франции все более приобретало именно такой, антивоенный, характер, то правые яростно обрушились на рабочие организации, митинги, собрания, стачки.
Практические требования правых по борьбе с рабочим движением представляли собой целую шкалу оттенков. Все они резко критиковали «инерцию» правительства
Тот факт, что Мальви был близок с одним из лидеров радикал-социалистов Ж. Кайо, в котором видели в то время главу французского буржуазного пацифизма, делал эти нападки еще ожесточенней. Велись они широким фронтом, исходили от газет, сенаторов, депутатов. «Это непостижимо, что правительство не препятствует пацифистской пропаганде в час, когда моральное состояние страны так нуждается в укреплении! — восклицал Эрве. — Чего ждут, почему не запрещают газеты и брошюры, которые творят это дело измены? Скажут — свобода?.. А что это такое — свобода? До конца войны мы не знаем ничего, кроме общественного спасения!»{217}.
О том, что «безнаказанность поощряет антивоенную пропаганду», писал в «Фигаро» и один из ведущих сотрудников этой газеты Полиб (Ж. Рейнах). Как и большинство сторонников «завинчивания гаек», он видел причину антивоенных настроений масс не в их усталости от навязанной им войны и в отвращении к ней, а в некоем таинственном «заговоре пацифистов». В его изображении вся беда была в том, что «одержимым (т. е. противникам войны) позволяют заражать фабрики своими речами, окопы — своими писаниями… Надо с этим покончить способом наиболее решительным и быстрым. Энергичного взмаха метлой — пусть даже это будет грубовато — окажется достаточно», — заявлял Полиб{218}. «Мы обязаны господину Мальви печальными днями, которые мы не хотим пережить вновь», — утверждал Клемансо{219}.
К публичному нажиму «штатской» реакции присоединялся скрытый от общественного мнения нажим реакционной военщины во главе с Петеном. Восстания в армии обострили отношения между штатскими и военными властями. Военное командование видело основную причину солдатских волнений в «тлетворном» воздействии тыла и некоем таинственном заговоре пацифистов. Еще Нивелль в феврале 1917 г., в бытность свою главнокомандующим, обратился к Мальви с письмом, полным жалоб на то, что с тыла на фронт приходят пацифистские листовки, которые «сеют сомнения в успехе нашего дела», что на солдат «плохо влияют» известия о стачках в тылу и т. п. Он требовал, чтобы антивоенная литература (на деле крайне немногочисленная) энергично конфисковывалась, рабочие собрания (пусть даже корпоративные) запрещались, «С. Фор, Мерргейм, Юбер и дюжина других агитаторов» были взяты под арест{220}.
Мальви отвечал уклончиво. В мае 1917 г., когда во главе французских армий встал Петен, нападки генерального штаба на либерального министра внутренних дел возобновились с новой силой.
Взаимная неприязнь Петена и Мальви коренилась в глубоком различии их взглядов. Петен, 30 лет спустя сотрудничавший с фашистскими оккупантами, уже в годы первой мировой войны был
В 1917 г. Петен, по его собственному признанию, стремился «добиться для всей страны режима, аналогичного тому, какой он ввел в армии». Он не раз доказывал членам французского правительства, что, хотя подобный режим «и может претить политическим деятелям, привязанным к принципам свободы и демократии», он все же необходим{222}.
В апреле 1917 г., когда на заседании Совета министров дебатировался вопрос о назначении Петена главнокомандующим, Мальви был против. Он, как свидетельствуют современники, опасался возможных попыток Петена установить в стране военную диктатуру. Так, Рибо записал в своем дневнике 26 апреля 1917 г., что Мальви против назначения Петена, «которое он считает опасным»{223}. А. Ферри объяснял сопротивление Мальви назначению Петена тем, что «Мальви пугал призрак военной диктатуры»{224}. О том, что Мальви опасается «реакционных тенденций» генерала, сообщал в Петроград и русский посол во Франции А. П. Извольский{225}. Петен, со своей стороны, видел в либеральном министре внутренних дел «творца беспорядков». «Этот Мальви… Петен решил, если он встретит его на заседании Совета министров, не подавать ему руки. Он надеется, что Клемансо его (Мальви. — К. К.) прогонит», — записал А. Бордо (близкий к Петену) в конце августа 1917 г. слова главнокомандующего{226}.
Но весной 1917 г. до открытого разрыва между Петеном и Мальви еще не дошло, и Петен бомбардировал либерального министра письмами о необходимости энергичной борьбы с пацифистской пропагандой. В наиболее критический период солдатских восстаний он писал ему чуть ли не каждые два дня: 22, 25, 29, 30 мая, 2 июня… Требовал Петен в общем того же, что и Нивелль и штатские реакционеры: роспуска «опасных комитетов и синдикатов», обысков, арестов, запрета рабочих собраний, демонстраций.
Однако добиться этого от Мальви не удавалось, и Петен в раздражении просил Пенлеве воздействовать на министра внутренних дел, которому свойственна «непростительная склонность французов уважать индивидуальные свободы»{227}.
Генерал-аншеф не гнушался интриг. Так, одному из своих адъютантов — Эрбийону он поручил почаще напоминать Пуанкаре о намерении солдат пойти на Париж и «скинуть правительство в воду». Он рассчитывал, запугав таким образом президента, толкнуть его на «энергичные действия».
«Я отправился бить в набат, — рассказывает Эрбийон, — к президенту (республики. — К. К,) Ж. Камбопу, к начальнику Сюрте женераль (охранки. — К. К.), к Мильерану…» Однако, с сожалением добавляет он, в тылу «не проявляли решимости приложить раскаленное железо к ране. Я называл имена зачинщиков, а мне отвечали, что их арест приведет к революции. Ее удается пока избегать благодаря благоразумной и мягкой политике. И они не хотят менять свой метод»{228}.
Не желая «менять метод», Мальви в то же время отнюдь не отказывался от сотрудничества с Петеном. Либеральный министр не был «несгибаемым». Он оказал, в частности, немалую услугу военному командованию, направив по его просьбе в разгар восстаний в воинские части переодетых агентов охранки наблюдать за настроениями солдат{229}.
Под давлением правых политический режим в стране становился более жестким, и один швейцарский журнал нашел даже, что Мальви кончит тем, что рано или поздно «превратится в жандарма»{230}.