Западноевропейская литература ХХ века: учебное пособие
Шрифт:
Смысловой подтекст – название романа О. Ролена «Изобретение мира» – удваивается цитатой из Итало Кальвино, вынесенной в постскриптум и ставшей творческим кредо писателя: «Литература существует лишь тогда, когда перед ней поставлены задачи огромной важности. Необходимо, чтоб писатели и поэты занялись созданием того, что никто другой не сможет создать в своем воображении. Лишь в этом случае литература будет продолжать выполнять свое назначение».
В «Изобретении мира» О. Ролен пытается осуществить грандиозный замысел – восстановить события, происходившие в мире в день весеннего равноденствия 1989 г. Писатель перечитал более 500 репортажей из международной хроники, посвященных этому дню, который символизирует некоторые из переломных моментов истории – падение Берлинской стены, последовавший затем крах коммунистической идеологии, тоталитарных режимов, развал СССР. Однако О. Ролена интересовала не документальная реконструкция
Театр В. Новарина называют «речевым» театром, представляющим «пантомиму нервов, гортани, сознания», «лабораторию языка и фиксацию шума времени». О его театре актеры говорят: «Играть Новарина – это значит опускаться в самые глубины французского языка».
Пьесы Новарина представляют собой гибриды форм романа и драмы, поэзии и автобиографии, фантастического дискурса и эпопеи. Тексты лишены интриги, действия, рационального смысла, полны причудливых каламбуров, странных имен, аллитераций, словотворчества. Его герои говорят на арго, на неклассическом французском, они отброшены за грань «просвещенного» общества самой речью, так как язык является социальным индикатором. Место их пребывания – пограничная зона между жизнью и смертью. В театральных романах 80-х «Драма жизни» («Le drame de la vie», 1984), «Речь к животным» («Le discours aux animaux», 1987) «человек разговаривает с животными и говорит им о вещах, о которых обычно не говорят: о том, что мы живем, например, в полной темноте и недалеко от света, когда мы доведены до отчаяния, раздираемы сомнениями, живем без слов, в ожидании развязки». Развязка «не содержит ни начала, ни конца» и является воплощением связи времен – прошлого, настоящего, будущего, выраженной парадоксом и суггестией.
«Голос: Я начинаю жить мертвым.
Голос: Я пожил бы еще раз мертвым».
«Речь к животным» начинается так: «Я жил в Жане, жил в лишнем человеке. Я пережил себя, я преследовал ребенка Юльбана, я жил, ни в чем себе не отказывая, и в полной неспособности что-либо сделать <...> Однажды меня чуть не стали на следующий день называть Человеком, который вас покинул накануне. Я жил в человеке пустоты, который проводит свою жизнь до того, как она состоится». Эта проблематизация «конца в начале и начала в конце» выражается барочной избыточностью перечислений. «Драма жизни» заканчивается списком 2587 персонажей, а «Речь к животным» – списком 1111 названий птиц; 1708 названий рек завершают «Человеческую плоть» («La chair de l'homme», 1995).
В драмах 90-х годов «Разъяренное пространство» («L'espace furieux», 1997), «Воображаемая оперетта» («L'operette imaginaire», 1998) и 2000 года «Красный источник» («L'origine rouge») исследован язык масс-медиа, мертвая речь «образованных сословий», штампы и клише, которыми завораживают комментаторы, политики, живые машины говорения. Новарина отмечает убогость речи масс-медиа по сравнению с «живым» миром. «Мы призваны говорить, мы – рожденные танцоры, а не коммуникативные бестии <...> Театр для меня, – подчеркивал Новарина, – место, где можно расслышать разную речь и понять через нее, что творится вокруг».
Антуан Володин (род. 1950)
Творчество А. Володина – предмет коллоквиумов, обсуждений и размышлений университетских кругов. В 2005 г. с его участием состоялся международный коллоквиум в Квебекском университете (Монреаль), а в апреле 2006 г. – международный коллоквиум, организованный французским университетским коллежем в Москве, в котором приняли участие как московские ученые (ИМЛИ, МГУ, РУДН), так и исследователи из франко-
язычных стран: Университет Прованса, Университет Париж-8, Намурский университет (Бельгия), Квебекский университет. На московском коллоквиуме анализировалось творчество Володина в нескольких аспектах: его художественный мир как мир литературы «странной» и «иностранной»; его место в литературном сообществе постэкзотических писателей – «невидимом», «немом», обособленном от стремящегося к катастрофе мира.
А. Володин – новое имя для российского читателя. На русский язык переведен его роман «Малые ангелы» в 2008 г. («Des Anges mineurs», 1999). А. Володин заявил о себе в 1985 г. произведениями, написанными в жанре научной фантастики: «Сравнительная биография Жориана Мюрграва» («Biographie сотрагйе de Jorian Murgrave»), «Корабль ниоткуда» («Un navire de nulle part»), «Ритуал презрения» («Rituel du mupris»), «Невероятная преисподняя» («Des enfers fabuleux»). Фантастика Володина – «бутафорская», воплощающая на метауровне нравственные и философские проблемы. «Все мое творчество, включая фантастику, – единое целое, начиная с первого романа "Сравнительная биография Жориана Мюрграва" и до последнего <...> Все мои произведения [6] – часть глобального проекта – создать библиотеку произведений выдуманных писателей, находящихся на грани бреда, заключенных в тюрьму, оплакивающих революцию, которая потерпела поражение».
6
«Лиссабон, последняя черта» («Lisbonne derniere marge», 1991); «Альто Соло» («Alto Solo», 1991); «Имя обезьян» («Le nom des singes», 1994); «Внутренний порт» («Le Port interieur», 1996); «Белая ночь в Валькирии» («Nuit blanche en Balkhyrie», 1997); «Пост-экзотизм в 10 уроках, урок 11» («Le Post-exotisme en 10 lecons, lecon 11», 1998); «Взгляд на оссуарий» («Vue sur Possuaire», 1998); «Малые ангелы» («Des Anges mineurs», 1999); «Дондог» («Dondog», 2002); «Бардо или не Бардо» («Bardo or not Bardo», 2004).
Художественный мир А. Володина – это мир сюрреальных видений, в которых сливаются голоса шаманов, ангелов, безумцев и мертвых. Фантастика определяет повествовательную динамику его произведений, действие разворачивается словно во сне. Володин обнажает двойственный накал утопического им-
пульса, освободительный и саморазрушительный. Мир оборванцев, выживающих на краю цивилизации, выстраивается от блуждания к заброшенности. Это мир, утверждающий факт двойного провала: невозможность достичь обществом равноправия иначе, чем в грезах, и в довершение – «смерть говорящего человека», символически воплощающая фальсификацию существующей системы ценностей.
Творчество Володина не вписывается в традицию французской культуры, оно также стоит в стороне от магистральных тенденций современного литературного процесса. «Мое знание современной литературы было нулевое. Я писал интуитивно. Всякие теоретические дискуссии были для меня планетой Марс. Когда я стал автором издательства "Минюи" в 1990 году, я ничего не слышал о минимализме». Используя в сюжете сон, комбинируя знакомое и странное, реальное и воображаемое, писатель создает на метауровне фантасмагорические образы реальных городов – Лиссабона, Макао, Пекина, Гонконга, вымышленных стран и цивилизаций – Валькирии, Ренессанса, Пуэсто Либертада. Время в произведениях Володина не совпадает с календарным: «две тысячи лет после мировой революции», «четыре века спустя после черной войны», «150 лет до всемирной революции» и т.д. Сквозь неопределенность категорий времени-пространства проглядывают исторические события XX века: две мировые войны, череда революций (в Германии, России, латиноамериканских странах); этнические чистки, концлагеря, лагеря беженцев. Мифологизация истории в творчестве Володина является эмблематическим воплощением коллективной памяти многих поколений, переживших реалии XX столетия. «Несчастный XX век – родина моих персонажей, колдовской, шаманский источник моих фантазий». Персонажи лишены национальной, социальной и внешней характеристик: это остраненные голоса вне территориальной и этнической принадлежности, что подчеркивается их гибридными именами – Дондог Балбайян, Джесси Лу, Волюп Гольпьез, Ирина Шлумм, Мария Самарканд, Жан Влассенко, Лутц Бассман...
«Писать по-французски на иностранном языке» означает для Володина возможность «вырваться за национальные и культурные границы и выразить в художественной форме общую для всех историю XX века».
Роман «Пост-экзотизм в 10 уроках, урок 11» – это теоретический текст, включающий автокомментарий, характеризующий пост-экзотизм как течение, озабоченное рефлексией над собственным методом. Слово «пост-экзотизм», вынесенное в заглавие романа, не имеет ничего общего ни с постмодернизмом, ни с другими тенденциями, начинающимися на «пост» и заканчивающимися на «изм». «Взгляд на оссуарий», появившийся одновременно с «Пост-экзотизмом» в 1998 г., представляет собой практический аспект пост-экзотизма, художественное воплощение его теоретических положений.
В обоих произведениях Володин очуждает текст при помощи метафикциональной стратегии «текста в тексте», драматизируя отношения «литература – действительность», «автор – текст – читатель» , ставя под сомнение онтологический приоритет реальности над порождениями творческого вымысла. Возникает особая разновидность фантастики – «фантастика текста». Текст, рассказывающий о тоталитарных режимах, зеркально отражается в тексте, создающем герметичную поэтику художественного произведения, эмблематически воплощая присутствие инородного, чужого в странном. «Все мои романы следуют тоталитарной логике, логике разрушения, катастроф, маргинального выживания. Это основной ментальный пейзаж пост-экзотизма».