Записки «лесника»
Шрифт:
Писарь не унимался и в обед послал меня «баландёром» за супом и кашей.
Еду брали в ближайшей воинской части, наполняли зелёные бочки и армейские рюкзаки.
А со времён Суворова Александра Васильевича в армии изменения произошли небольшие.
«Щи да каша – пища наша».
Ещё писарь договорился с конвойными, и я сгонял в магазин за портвейном, который спрятал в бочки со супом.
Обед был на славу!
Наваристый супец с мослами, каша-кирзуха с комбижиром, компот из сухофруктов.
Наконец –
Свежая выпечка – прямо из пекарни – и две огромные «бомбы» креплёного вина «Солнцедар».
Но это не всё, дорогой читатель.
Поздним вечером того же дня писарь совершил марш-бросок по маршруту губа-город-губа, откуда вернулся не один.
Вместе с ним были две очаровательные биксы, тоже из Литвы.
Ночь мы провели в камере у писаря, вдаваясь во все тяжкие и не тяжкие сексуального разврата.
Жизнь текла, как в санатории, я получал дополнительные сутки за дополнительными сутками – так прошёл месяц.
Наконец меня забрали в часть, а ротный сказал:
– На «губе» вам слишком хорошо живётся, товарищ рядовой, – и обещал устроить «весёлую» жизнь вплоть до дембеля.
Немудрено, ведь за месяц ареста я набрал пять кило лишнего веса, а рожа лоснилась, как у ротного кота Васьки.
Перед самым дембелем пришлось идти к ротному на поклон, просить характеристику для поступления на рабфак Плехановского института.
Характеристика была что надо.
«Физически развит удовлетворительно. Политику партии и правительства понимает верно».
Ехал домой в поезде как раз на ноябрьские праздники, все деньги отдал за билет, поэтому не мог элементарно пожрать.
Но такие же, как я, дембеля не дали умереть от голодной смерти.
Вместо еды в меня влили такое количество портвейна и водки, что когда состав прибыл на Белорусский вокзал, идти я попросту не мог.
Ноги банально отказали, и пришлось брать носильщика, который на тележке отвёз меня в медпункт.
Там добрая докторша сделал мне укол кордиамина прямо в вену и вызвала такси.
Домой я прибыл бледным, как смерть, и шатался, как камыш из народной песни.
Проспал почти сутки и лишь потом встал на учёт в военкомат.
Пётр Петрович
Занятия на рабфаке Плехановского института уже начались, но папе удалось договориться, и меня зачислили на нулевой курс дневного отделения «Плешки».
Выдали студенческий билет, назначили стипендию.
И стал я готовиться к выпускным – они же вступительные экзамены.
Достаточно было сдать даже на тройки – и ты уже студент первого курса.
Контингент рабфаковцев был очень интересный.
Почти все кандидаты или члены партии, ударники производства, отличники боевой и политической подготовки.
На этом фоне моё худосочное лицо некоренной национальности резко выделялось среди бравых работяг и демобилизованных из погранвойск старшин и сержантов.
Моя же запись в военном билете была проста и лаконична – гвардии рядовой.
Зато преподаватели попались душевные, просто герои своего времени.
Математику вёл доцент Пётр Петрович.
Основным коньком его преподавания была тощая, как туберкулёз, книжечка.
Напечатана она была полукустарным способом и называлась «Основы алгебры и математики для вступительных экзаменов в ВУЗ».
Пётр Петрович раздал её всем рабфаковцам и велел выучить наизусть.
Отдалённо всем своим видом он напоминал Антона Павловича Чехова.
Бородка, пенсне, картуз – выглядел он старорежимно, очень любил длинные и поучительные речи, называя нас вольнослушателями и будущими строителями экономики развитого общества.
Надо сказать, что вместе с нами училось несколько негров из братской Африки, югославы, немцы, венгры – им также предстояло пройти через «нулевой курс».
Негры почти не говорили по-русски, занятия пропускали. Зато усердно жестикулировали и махали руками по поводу и без оного.
Также учился с нами один чел с круглой, как у Колобка, и сытой, как у кота, рожей.
Прозвали его Кот Котович, и имел он несчастье потерять книжечку Петра Петровича.
Ректора института звали Иван Иванович, а декана рабфака за глаза называли Декан Деканович.
Сдружился я с двумя ребятами-погранцами. Фамилия одного была Стрелкин, другого по аналогии прозвали Белкиным.
Стрелкин был коммунист и интернационалист, Белкин – футболист и весельчак.
Бедного Котовича чуть не попёрли из института, а мы с Белкиным прореагировали песенкой, сочинённой на незамысловатый мотив и спетой дуэтом:
– У Кота Котовича, у Петра Петровича,– У Иван Иваныча, у Декан Деканыча.– Книжечку украли – «блэку» отдали.– Он уехал в свой Нигер,– Изучать там алгибЕр.Спели её прямо на перемене между парами, взявшись за руки, как куплетисты Шуров и Рыкунин.
На нашу беду мимо проходил Пётр Петрович, он и сдал нас в руки партийной организации.
Белкин получил «с занесением» – за пропаганду расизма. А меня обещали просто выгнать в случае малейшей провинности.
Ноздрёв
Коллектив подобрался весёлый и спетый, в нашей компании был один персонаж, очень похожий на легендарного героя «Мёртвых душ».