Записки непутевого резидента, или Will-o’- the-wisp
Шрифт:
Товарищ Майкл уверенно прошел в «Националь», в ответ на церберовский оклик швейцара «Вы к кому, гражданин?» бросил несколько английских фраз, вполне в пандан с заграничным костюмом, заменившим пару лет назад Майкловы брюки «клеш» и мешок-пиджак с кривыми надставными плечами, поднялся на этаж, где жил Вальтер, убедился, что в коридоре безлюдно, и постучал в дверь.
Устроился Вальтер в шикарном «люксе» (на всякий случай КГБ поставил номер на слуховой контроль), мыслил он в Москве пошляться по музеям и соборам, поесть икры, поволочиться за девушками— в общем, отдохнуть после тяжких трудов в Лиме.
Но
— Когда вы договоритесь с нею о встрече, не забудьте купить букет цветов, — учил умный Майкл. — Женщины, знаете ли, любят цветы, и это поднимет ваши шансы…
— Неужели вы думаете, что я такой идиот, что потащу через весь город букет, словно веник? — возмутился Вальтер и показал, как нелепо торчит букет, если его прижимать к животу.
— А как же еще? — растерялся юный Песталоцци.
— Молодой человек, букеты приносят дамам посыльные при цветочных магазинах, а джентльмену остается только вложить визитную карточку.
— Ну уж эти капиталистические замашки…
— Зато удобно! — обрезал Вальтер.
Впрочем, тайнопись и шифрдело он изучал с удовольствием, задавал много вопросов, не без юмора принял из рук Майкла «Книгу снобов» Теккерея и выбрал пассаж, который лег в основу шифрования.
Дело с секретаршей, однако, двигалось туго, она бурно отдалась Вальтеру без всяких цветов, но тянуть из нее секреты он счел преждевременным («Давайте я приглашу ее в Лондон, повожу по ресторанам, сделаю хорошие подарки, естественно, для этого потребуется кругленькая сумма»). Майкл чуть было не возмутился, но шеф охладил его пыл: «Этот Вальтер совершенно прав. Не надо спешить!»
И Вальтер уехал в Лондон, вскоре за ним последовал и Майкл.
В Лондоне встречи Майкла и Вальтера проходили в глухой конспирации, даже не в пригородах Лондона, а в пределах 25-мильной зоны, разрешенной для свободного передвижения дипломатов, подтачивавших остров фарисеев, в микрогородках, у магазинов, где без подозрений можно было топтаться, рассматривая в витринах шляпы или чулки, затем переходили в паб, забирались в угол и там неторопливо обсуждали шпионские дела.
Правда, роли в Лондоне поменялись: теперь уже Вальтер учил Майкла — правильному произношению английских улиц (читаются совсем не так, как пишутся, сам черт ногу сломит!), особенно недоволен он был покроем Майклова плаща, который выдавал «человека с континента» (плащ был шведский, хотя куплен в Лондоне), любой полицейский глаз, как стращал Вальтер, сразу фиксировал плащ и вполне мог вычислить Майкла среди миллионов сновавших по улицам джентльменов, — а от Майкла цепочка потянется к Вальтеру.
Однажды, когда Майкл оставил в пабе на столике выкуренную пачку из-под «Мальборо», Вальтер устроил жуткую сцену: ведь на пачке отсутствовала
Вдруг Вальтер исчез, товарищ Майкл одиннадцать раз (!!) выходил на запасные и экстренные встречи, на ежемесячные явки — система связи была разработана на все случаи жизни и смерти и, конечно, исключала телефонные звонки — мрачно бродил в туманах и под ливнями, ожидал под козырьками у кинотеатров и на скамье под вязами, раздраженно рассматривал витрины, и уже казалось, что весь район давным-давно обложен бандами английской контрразведки…
Что такое ожидание, знают лишь влюбленные и шпионы — только одни могут ждать до бесконечности, мечтательно глядя в небо, и даже писать стансы на манжетах, усевшись на ступеньки под башенными часами, а другим запрещено ожидать больше 15–20 минут, дабы не примелькаться лавочникам, продавцам газет, агентам полиции и просто любопытствующим бездельникам.
Но какая тоска на исходе пятнадцатой минуты, какая печаль, такая печаль и не снилась больному Прусту в его «Погоне за утраченным временем»! сколько потрачено часов на проверку по маршруту и на подготовку к встрече, сколько сил души ухлопано на этого гада с мерзкой фамилией фон дер Фогельвейде и с длиннющим хитрым носом — и снова топать через неделю по запасным условиям!
Полгода жил товарищ Майкл в кошмаре, словно бродил по катакомбам, наконец на очередной встрече длинный нос все-таки вынырнул из-за угла, — Майкл чуть не покрыл его румяные щеки поцелуями, он же объяснил, что попал в больницу, хотя с такой загоревшей физиономией не болеют, а греют кости на Канарских островах.
Ясно, что он крутил, но почему?
Посовещавшись с Центром, Майкл решил, что Вальтер таким образом намекал на желательность добавочных золотых дукатов за взрывоопасность своей работы в Лондоне, где шпионам жилось не так привольно, как в Лиме.
Пришлось отвалить Вальтеру чуть больше положенного, потребовав взамен грызть крепости с секретами, об этих штурмах разговоры шли непрестанно, а потом Вальтер снова стал пропускать встречи, и снова товарищ Майкл кусал свои неаристократические ногти (папа слесарь и чекист), мучился на пустынных площадях и ждал, ждал, ждал, а взбешенный Центр с завидным постоянством молотил Майкла цепом, обвиняя в неумении организовать работу с ценным агентом, лупил так, что пух и перья летели…
Но судьба сменила гнев на милость, Вальтера редакция направила в Джакарту, а через год в Москву возвратился Майкл!
К тому времени он уже англизировался (не последнюю роль сыграли уроки Вальтера), с иронией относился к европейскому стилю одежды (только серые, только приглушенные тона, как у нас в Англии!), поправлял новичков, говоривших «букинхэм» вместо «бакинэм», причесывал волосы щеточкой из модного магазина «Дерри энд Томс», иногда надевал шейный платок (интеллектуал из Блумсбери), тормозил на «зебрах» и из-за этого чуть не попал в катастрофу, виски разбавлял водой только из-под крана, подшучивая над янки, хлебавшими его с содовой, и утверждал, что ботинки английской фирмы «Черчиз» — лучшие в мире.